Мортен покраснел, Вильнев, наоборот, был подозрительно спокоен, а Нориа только улыбнулась, наверное, она просто вспомнила, как он умел любить.

— Значит, никто, так я и думала. — Она обратилась к Нориа: — Тебе удалось достать молоко для Нирины?

Нориа покачала головой и быстро ушла.

Паула оставила Вильнева и Мортена и двинулась вслед за Нориа к реке, где было не так жарко.

Она присела на скалу недалеко от воды, прижалась щекой к Нирине и тяжело вздохнула. Ей хотелось хоть на минуточку стать такой же маленькой, как он, и лежать в безопасности на руках у человека, которому можно доверять. Она увидела двух крокодилов в реке, медленно плывущих по течению. «Я могла бы уже быть у них в животе, — подумала она. — И единственное, что я там сделала бы, это устроила бы им несварение. — Она невольно улыбнулась. — Здесь я могу сделать немного больше, несмотря ни на что». Она потрогала свой нос, все еще толстый, все еще как будто мертвый. Как бы повторяя ее движение, Нирина тоже прикоснулся ручкой к своему крошечному носу, и Паула улыбнулась еще шире. «А так как крокодилы не захотели меня есть, то я должна сделать все, что в моих силах, — подумала она. — Я должна заботиться о тебе и об участке Матильды, и кто знает, а вдруг можно и ваниль вырастить, не нюхая ее. Только вот с парфюмом будет сложнее». Она встала. Остальные правы, пора отправляться.

40 Это дороже золота

40 Это дороже золота

Слава богу, мне удалось напоить госпожу Келлерманн так, что она отключилась, и я спокойно смог осмотреть содержимое ее сумочки. Но какое же это было разочарование! Я был уверен, что уже у цели!

О том, что старуха нашла золото, я знал с момента нашей неожиданной встречи с Эдмондом. Должен признаться, что даже у меня защемило в груди, когда я увидел его на нашей старой плантации. Я думал, что она процветает. Я всегда думал, что другие плантаторы только и ждали, когда цена на нашу землю упадет, чтобы присвоить ее себе, но я ошибался. Никто не купил землю, она оставалась невозделанной, кроме маленького участка у моря. Он был ухожен, кто-то забил колышки в землю и выращивал ваниль.

И там я увидел его. Эдмонда. Это был уже не тот гордый молодой парень, который остался у меня в памяти, он превратился в старого осунувшегося мужчину. Его седые волосы были длинными, как у китайца. Сгорбленный, он шаркал ногами по земле, из-за чего казался еще более маленьким и хрупким. Одет он был в лохмотья, а жил в будке из досок, которая когда-то служила каморкой для седел.

Он меня не узнал, но когда понял, кто я, лицо его засияло, и он хотел меня обнять, но мне удалось этого избежать.