Через окно она заглянула внутрь. Пол был покрыт деревянным настилом, стены сделаны из продуваемых ветром циновок, которые изготавливают из высохших листьев пальмы равенала. Крыша в этой естественной среде казалась каким-то больным инородным телом, потому что она была сделана не из листьев пальмы, а из ржавой листовой стали, в которой уже виднелись дыры.
— Что здесь произошло? — спросила она у Нориа, которая начала на удивление оживленный разговор со старостой деревни.
— Староста сказала, что этой женщины здесь нет уже двадцать четыре года, и время все разрушило. Она спросила: так ли это происходит у них на родине?
Паула покачала головой. Ракотовао была права: это сумасшествие с ее стороны — надеяться, что спустя двадцать четыре года она найдет здесь сокровище Матильды. Но она все еще не ответила на вопрос.
Двадцать четыре года… Женщина выглядела раза в два старше.
— Уважаемая госпожа Ракотовао знала мою бабушку, может, она скажет мне, что произошло тогда, двадцать четыре года назад?
Нориа перевела вопрос Паулы и последовавший убедительный ответ старосты, сопровождавшийся энергичными кивками.
— Госпожа Ракотовао говорит, что эта женщина была сумасшедшей.
— Моя бабушка отнюдь не была сумасшедшей!
Староста, тощая старуха, закутанная в две бело-красные, уже изрядно изношенные ламбы, но при этом излучающая достоинство большее, чем Мортен и Вильнев вместе взятые, начала говорить значительно громче, оставаясь все же спокойной и невозмутимой.
—
Нориа перевела это и объяснила, что речь идет о малагасийской поговорке.
—
— Ракотовао присутствовала при этом? — спросила Паула.
Нориа не перевела вопрос.
— Она была там? Что тогда произошло? — повторила Паула, ей хотелось потрясти их обеих.
Она тихо вздохнула, погладила Нирину по голове и напомнила себе: «