Эрнест привел свой корпус к казармам, которые им отвело правительство, и приказал поставить лошадей в стойла, не расседлывая их. Вскоре ему передали приказ держать оружие наготове и выслать четыре патруля, которые должны были до полуночи осмотреть все подходы к городу; на рассвете корпусу было предписано выйти на рекогносцировку в соседнюю провинцию.

Эрнест выполнил все приказы, насколько это было возможно. Он отправил патрули, но ночь была такой темной, что они не возвращались до утра. Утром их собрали уже по дороге – а в одном случае просто вытянули из канавы с жидкой грязью, где они ухитрились увязнуть ночью.

Около одиннадцати часов вечера Эрнест сидел в маленькой комнатке здания казарм и совещался с Джереми: они решали дела, связанные с корпусом, и задавались вопросом, нашел ли Эльстон Импи, или донесения оказались просто слухами. Внезапно с улицы донесся оклик часового:

– Стой! Кто идет?

Раздался выстрел, громкий треск, а потом отчаянные вопли:

– Вильгельмина! Жена моя! Ах, этот жестокий человек убивайт моя Вильгельмина!

– Боже мой, это же тот безумный немец! Джереми, беги к часовым и скажи им, что все в порядке, иначе они подумают, что зулусы уже в городе. Скажи, пусть его приведут сюда – и остановят эти вопли.

Вскоре старинный приятель Эрнеста с Высокого вельда, выглядевший сейчас, в свете лампы, довольно дико и жалко с его длинной белой бородой и мокрыми волосами, с которых капала вода, был довольно бесцеремонно препровожден в комнату Эрнеста.

– Ах, вот и ты, мой дорогой друг! Прошло уже два или три год, как мы видайт друг друга. Я искайт тебя везде, и мне сказали, ты есть здесь, и я пойти быстро, сквозь нахт и дождь, и когда я уже не знайт, какой свет я нахожусь, этот жестокий человек поднимайт ружье и стреляйт майне кляйне Вильгельмина! И он проделайт большой дырка в ее живот! О, что мне делайт, мой дорогой? – И этот великовозрастный ребенок горько расплакался. – Ты тоже плакайт, друг мой, ты знайт Вильгельмина и любийт, ты спайт с ней однажды ночь. У-у-у!

– Ради всего святого, прекратите нести эту чушь! Сейчас не время и не место для глупостей.

Эрнест говорил так жестко и резко, что бедный сумасшедший мгновенно утих и только робко всхлипывал.

– Так гораздо лучше. Так зачем вы меня искали?

Лицо немца мгновенно переменилось. Выражение идиотической печали исчезло, в глазах засветился разум. Он бросил быстрый взгляд на Джереми, стоявшего в углу комнаты.

– Вы можете говорить при этом джентльмене, Ганс, – спокойно сказал Эрнест.

– Сэр, я собираюсь сказать вам довольно странную вещь.