Впервые троянцы пришли в греческий лагерь без оружия и без страха. Теперь здесь не было ничего, кроме мусора, который ветер носил по площади, ещё вчера плотно заставленной палатками, а в середине возвышалась гигантская деревянная лошадь.

Теперь это место стало площадью для народных гуляний. Воины ходили по бывшему лагерю, рассказывая жёнам и детям, как они здесь воевали, показывали, где стояли палатки Ахилла, Агамемнона, Аякса и Одиссея, где были стены и ворота, где Гектор поджёг корабль Протесилая. Но больше всего внимание привлекала чудо-лошадь. Троянцы толпились вокруг неё, обсуждая, что она символизирует, зачем её построили, почему тут оставили и что с ней теперь делать. Даже старый Приам приехал на носилках к этой новой троянской достопримечательности.

Некоторые говорили, что лошадь надо оставить на том же месте как памятник победе, другие предлагали её поджечь и водить вокруг этого костра хороводы, кто-то советовал сбросить её со скалы, а были и такие, кто хотел посмотреть, что у неё внутри. Но громче всех прозвучал голос жреца Лаокоона. Он вместе со своими двумя сыновьями бежал из города, размахивал копьём и на бегу кричал:

— Вы что, с ума посходили?! Думаете, они вам что-нибудь просто так подарят? Вы Одиссея, что ли, не знаете?! Не верьте этому коню! Вы не боялись греков, когда они пришли с оружием, но бойтесь их, когда они приходят с подарками!

Лаокоон метнул копьё, и оно вонзилось в брюхо лошади, которое гулко, как пустая бочка, загудело. Этот звук явно убедил всех сомневавшихся, что конь полый.

Приам встал и поднял руку, призывая к тишине. Троянцы замолчали, чтобы услышать решение царя. Но тот ничего не успел сказать.

— Грека поймали! — закричал кто-то.

Люди расступились, пропуская к Приаму двух пастухов, между которыми шёл бородатый воин со связанными руками.

— Бей его! — пронеслось над толпой.

— Люди добрые! — пробасил пленник. — Что ж это делается! То меня греки убить хотят, а то теперь вот троянцы! Есть ещё в мире вообще справедливость?!

Услышав, что бедняга подвергался преследованиям у греков, троянцы замолчали.

— Скажи нам, кто ты такой и почему сдался нам, а не уплыл вместе со своими? — спросил Приам.

— Царь, казни меня или милуй, но я тебе всю правду скажу, — ответил грек. — Мне за правду пострадать не страшно: я и так всю жизнь за правду страдаю — такой уж я человек. Грек я, не отрицаю. Из Аргоса. Зовут меня Синоном. Как Одиссей напраслину на Паламеда возводить стал, я за него заступился, вот Одиссей на меня и озлобился. И тогда они с Калхантом… Да что я вам рассказываю? Вы ведь тоже моей смерти хотите! Как Одиссей? Да?