Развернув коня, Киркпатрик галопом понесся прочь. Роберт на звук не оглянулся, зато Фульк поглядел вслед, понимая, что тот приведет людей. День явно не задался. Надо же опростаться, как дитя, на глазах у собственных суровых парней. Остался только один выход…

Он извлек меч, и Брюс вздохнул.

— Мой государь… — выдохнул Хэл, встревоженный тем, что граф рискует жизнью в банальной драке. Сим продолжал целить из арбалета в знаменосца, а Псаренок сидел на своей лошадке, вытаращив глаза и разинув рот.

Фульк ринулся вперед столь стремительно, что Брюс едва успел выхватить собственное оружие из ножен и парировать короткий шквал ударов. Это был единственный шанс наемника, хоть он еще и не ведал о том. Дальнейшее напомнило Хэлу урок боевых искусств.

Сильный, искусный Фульк дрался, как наемник, — без изысков, пуская в ход любые средства, чтобы покончить с делом как можно скорее. Атака слева, атака справа, ложный выпад, рубящий удар по ногам, а Брюс, отступая, перенеся вес на заднюю ногу, отбивал каждый удар; лязгали скрещенные клинки, искры летели во все стороны.

Затем гасконец помедлил, тяжело дыша, сообразив, что столкнулся с противником иного толка, нежели обычно. И все же этот человек — граф, турнирный поединщик, не привычный к реальному миру…

Предприняв новую серию рубящих и колющих ударов, Фульк вдруг ошарашенно оказался нос к носу с Брюсом, ступившим под дугу удара наотмашь. Ладонь перехватила его запястье; плюнув ему в глаза, Брюс обрушил собственное оружие вниз, и отточенное острие вонзилось в подъем левой стопы Фулька.

Ослепнув от мучительной боли, воем взметнувшейся через пах в живот, Фульк отшатнулся, отчаянно мечась, но не в силах ничего поделать, потому что его десница с мечом была стиснута будто в кузнечных тисках. Брюс последовал за ним, свирепым рывком выдернув меч из ладони гасконца, пока тот мучительно раздирал собственное лицо, нос и лоб тыльной стороной кольчужной рукавицы в попытке утереть с глаз застящий их плевок Брюса.

Взор он прочистил, но лишь затем, чтобы увидеть возносящийся меч Брюса и шарахнуться от него. И тут же его собственный меч в шуйце Брюса вздернулся жуткой мокрой молнией под мышку, отнимая руку, половину груди и всю жизнь до капли, излившуюся кровавым потоком.

Гасконцы с рычанием устремились вперед — и вдруг застыли. Киркпатрик во весь опор несся обратно, а за ним еще пара десятков всадников, с Куцехвостым и остальными во главе, размахивающими своими жуткими бердышами.

— Мы уходим, — сказал Брюс знаменосцу. — Можешь забрать эти потроха, когда мы уйдем.