Ордуэй рассказал Робу, что тот провел в подвале почти два дня, и показал ему, где расположился биваком сто тридцать первый полк. Роб Джей позволил «доброму другу» и «злейшему врагу» увести себя в безопасный пустующий чулан, где для него уже соорудили мягкую постель из чистой соломы, и наконец лег на пол и заснул.

Был уже разгар дня, когда он проснулся от стонов и криков раненых, которых положили рядом с ним прямо на пол в чулане. Все хирурги работали на операционных столах, неплохо справляясь и без него. Было бессмысленно пытаться воспользоваться отхожим местом при церкви, поскольку оно давно уже было переполнено. Он вышел на улицу, попав под тяжелые капли проливного дождя, и под этой целительной влагой, павшей с небес, справил нужду за сиреневым кустом, который вновь принадлежал Союзу.

Союз отбил всю территорию Геттисберга до последнего дюйма. Роб Джей гулял под дождем, рассматривая местные достопримечательности. Он уже забыл, где, по словам Ордуэя, разбил лагерь сто тридцать первый полк, и потому спрашивал об этом каждого встречного. В конце концов, он нашел палатки полка к югу от города.

Теплота, с которой Уилкокс и Ордуэй приветствовали его, тронула Роба Джея до глубины души. Они где-то раздобыли яиц! Пока Леннинг Ордуэй ломал сухари и разжаривал их вместе с яйцами в свином жиру, чтобы доктор мог позавтракать, они быстро ввели Роба в курс дела, начав с плохих новостей. Погиб лучший трубач оркестра, Тед Бушман.

— Всего лишь крошечная дырка от пули в груди, док, представляешь, — вздохнул Уилкокс. — Будто просто капля пота проступила.

Из санитаров первым схлопотал пулю Лью Робинсон.

— Его ранили в ногу сразу после того, как тебя забрали, — рассказывал Ордуэй. — Оскара Лоренса вчера снарядом разорвало надвое.

Ордуэй закончил жарить яичницу и поставил сковородку перед Робом Джеем, который искренне горевал о неуклюжем молодом барабанщике. Но, к своему стыду, от еды он не смог отказаться, буквально не жуя глотая свой завтрак.

— Оскар был такой молодой. Ему бы остаться дома, с мамой, — горько сокрушался Уилкокс.

Роб Джей обжегся глотком черного кофе, который был невероятно крепким, но все равно вкусным.

— Нам бы всем остаться дома с мамой, — сказал он и отрыгнул.

Он не спеша доедал остатки яичницы и выпил еще чашку кофе, пока товарищи рассказывали ему об остальных событиях, происшедших, пока он работал в церковном погребе.

— В первый день они оттеснили нас к возвышенности, что к северу от города, — рассказывал Ордуэй. — Нам еще крупно повезло.

— На следующий день мы очутились на Кладбищенском хребте и попали в переделку меж четырех холмов — Кладбищенским и Калповым на севере, поближе к городу, и высотой Литл-Раунд-Топ и Раунд-Топ парой миль южнее. Страшные были бои, страшнее и не придумаешь. Много кто погиб. Мы только и делали, что раненых таскали.