Меня ждал посланец Орсини, но я действительно устал. Этот день – первый день, проведенный в Тулузе, куда мы приехали все трое, оказался на диво хлопотным.

Отец Джауфре, приор обители Святого Креста за Стенами, приютил Пьера и Ансельма в монастыре, а я, еле успев перекусить с дороги, направился к архиепископу. Его Преосвященство Рене Тулузский ждал меня с нетерпением. Наверное, не поспеши я к нему, монсеньор приказал бы привести меня на цепях, как несчастного Фирмена Мори.

Я сразу понял, о чем пойдет речь. Архиепископ во что бы то ни стало хотел скрыть случившееся в Памье. О Тулузе давно шла дурная слава, и монсеньор Рене спешил подстелить соломы. Отчет для Орсини – подробный и абсолютно лживый – его канцелярия уже успела составить. Ничего нового Его Преосвященство не выдумал. К выводам следствия, которое столь успешно запутал де Лоз, был добавлен рассказ о «бунте» неблагодарных жителей Памье против своих добрых сеньоров и о скоропостижной кончине епископа «от удара». Ход был умный. Бунт – дело властей светских, а поскольку Доминик д’Эконсбеф исчез, граф легко оставит дело без последствий.

Итак, все оказалось предусмотрено. Более того, благоразумный монсеньор Рене изъял из результатов следствия все, что касалось вдовы Пио. Даже «ведьма» могла стать в этом раскладе слишком опасной. Сестра Цецилия объявлялась обыкновенной самозванкой, которая призналась, покаялась – и была прощена. Интересно, знает ли Жанна об этом?

Трудно сказать, какие сведения собрал архиепископ обо мне, но, похоже, его лазутчики перестарались. Его Преосвященство был уверен, что я буду всеми силами выполнять приказ монсеньора Орсини. Поэтому в архиепископском дворце для меня заранее приготовили все, что положено, – и кнут, и, естественно, пряник.

Увы, я не дал монсеньору Рене проявить свои немалые дипломатические способности. Прочитав отчет, я, не говоря ни слова, подписал его и попросил разрешения удалиться. После этого мне пришлось стать свидетелем редкого зрелища – Его Преосвященства архиепископа Тулузского, застывшего в своем роскошном кресле с широко открытым ртом. Хорошо еще, что в комнате не было мух!

…Отчет, подписанный не только мной, но и архиепископом, а заодно и графом Тулузским, становился для меня главным козырем в будущем объяснении с Орсини. Брата Гильома можно объявить посланцем демонов или трусом, получившим взятку. Но даже Курия трижды подумает, прежде чем пойдет против графства Тулузского.

Когда монсеньор наконец сообразил, что рот можно закрыть, он на радостях поспешил извлечь пряник – не пропадать же добру! Это был документ, куда следовало вписать имя будущего епископа Памье – мое имя. Когда я отказался, епископ, наверное, счел, что в Сен-Дени собирают со всех концов Христианского мира блаженных – вместе с юродивыми.