— Они не отстают, — грозно сказала Маша.

Василий не сбавлял газ и не тормозил. Он уже не смотрел на боковые улицы, надеясь на удачу, только старался ехать прямо, не крутя рулем. Расстояние между ними и преследователями предательски сокращалось. Машин попадалось мало, была середина рабочего дня.

— Ну вот, — сказал Василий. — У них мощней мотор. Что будем делать? — пробормотал он, скорее самому себе.

Мария неожиданно ответила:

— Сейчас мягко тормози, не крути рулем.

— Что? Зачем?

Он на секунду обернулся и увидел, что она достала из сумочки браунинг второго номера и передернула затвор.

— Не бойся, я буду стрелять по колесам. Осторожно притормаживай, нежно.

— Проклятие! Во что я ввязался? — проворчал Василий, но, тем не менее, начал плавно тормозить.

Мария открыла стекло, высунулась из машины, раздался выстрел, второй, третий.

«Как она хорошо стреляет, — подумал Василий. — Но слишком часто. Как здесь прицелиться?»

Между тем из окна преследующей машины высунулся человек с пистолетом и тоже начал стрелять. В отличие от Марии не так часто. Василий видел в зеркало дальнего вида, что он уверенно держит пистолет двумя руками. Раз. Один выстрел, второй.

Мария вскрикнула и свалилась обратно в Пежо, упала ничком на сиденье.

— Маша, Маша! — крикнул Растратин.

Все это произошло очень быстро. Василий обернулся и увидел, что она лежит без движения, голова у нее в крови. Глаза закрыты. Мария завалилась на сиденье, все еще сжимая в руке браунинг.

— Маша, милая! — холод пробежал по груди. Неожиданно его охватила ярость «Убили! Мерзавцы!». Василий был офицером. Он проходили специальные тренировки. И кроме того с другими юнкерами они для собственного удовольствия отрабатывали разные движения, поэтому и переживания, и решение заняли у него несколько секунд. Растратин резко затормозил. Его машину развернуло вправо. Он выскочил, на ходу выхватывая револьвер, бросился ничком в кювет, на ходу успел снять предохранитель, из положения лежа начал стрелять. В течение нескольких секунд он выпустил весь барабан по лобовому стеклу преследующей их машины, которая уже подъехала на несколько шагов. Черный Ситроен завилял и боком завалился в кювет. Василий мельком увидел упавший пистолет, опущенную руку, высунувшуюся из окна. Дальше он смотреть не стал. Он опять прыгнул в машину, завел мотор, развернулся и помчался вперед, не разбирая дороги, еще не успев понять, что будет делать.

«Надо ее похоронить, — глупо подумал он. — Нет, наверное, все-таки придется оставить ее. — Холод опять пробежался по груди, сердце сдавило. — Маша, так глупо. Надо оставить машину и бежать. Она же говорила, что никто не знает, что я был в машине. Это был Люсьен. Тот хмырь, который взял у нее папку, правильно, он и стрелял, потом он смылся. А мне главное, сейчас все бросить, оставить Пежо и домой. Если что, она под пистолетом заставила меня вести ее машину, потом заставила у дяди Пьера взять другой автомобиль, а потом села в нее и уехала. Вот и все. Никто ничего не докажет».