Но теперь птиц спугнули. В лунных лучах тускло блеснула сталь. Ровный строй пехотинцев вырос напротив вала, а за ним уже двигалась земля. Второй вал, такой же высокий, необозримый, поднимался навстречу первому.

Осада!

* * *

Шевалье ошибся, а может быть, это я оказался слишком далек от бесшабашной Марсовой потехи. Дни — тяжелые, неимоверно тоскливые, сливались в один, медленно приближаясь к неизбежному финалу. День — ночь, день — ночь…

— Монсеньор! Прикажите им! Прикажите!..

— Я не могу здесь приказывать, брат Азиний!

— Но… Что же делать? Очень много раненых, их нужно увозить, срочно увозить! Я говорю, но меня никто не хочет слушать!

— Хорошо. Я попытаюсь…

День — ночь…

* * *

— …Его Королевская Милость обещает пощаду всем, кроме вождей злонамеренной ребелии. А посему повелеваем: сотников и полковников в железа ковать, гарматы же и прочее оружие выдать, тако же гетьманскую булаву и иные клейноды…

— Долой! Геть! Долой! Не сдадимся, матери твоей черт, трясця в печенки, в глотку кол! Пусть Его Милость нас сперва в сраку поцелует!

День-ночь…

* * *

— Шевалье! Что у вас с ухом?

— А, пустяки, Гуаира! Просто царапина! Слыхали, как мы сражались? Ma foi! Эти немцы бежали словно зайцы. Мы отбили холм, тот, где татары стояли, помните?

— Но там сейчас королевский штандарт!

— Да? Ну, под конец немного не повезло. Vioux diable! Зато какая была драка!

День-ночь…

* * *