Ну, кажется, все в порядке! Уже лупит. Все, можно уходить! Зрители кричали, били в ладоши, радостно ухмылялись даже литовские ландскнехты, заглянувшие на шум. Им тоже не за что любить панов зацных.

Я оглянулся. Вот сейчас в толпе мелькнет знакомая черная накидка…

— Если ты поп — сотвори чудо. Сделай так, чтобы мы встретились! Мы… Ты и я… Это неправильно, чтобы так — навсегда! Неправильно!..

— Киев. Август и сентябрь. Я буду там…

Сегодня — пятое августа. Но чудес не бывает. Особняк Дзаконне, мертвое тело на окровавленном покрывале. Лица не узнать, но я хорошо запомнил ее руки. Очень хорошо…

…И до конца дней мне не понять, КТО заглянул ко мне в гости тем вечером, чтобы подарить проклятую гитару. Тогда я почти поверил ее голосу.

Почти…

А может, Обществу служат не только живые? Может, братья уже побывали в Промежуточном Мире, в обители ангелов, где нет ни прошлого, ни будущего, ни жизни, ни смерти?

А все-таки жаль, что мне не увидеть Коломбину! Я бы даже не стал расспрашивать о подарке, о том, знала ли она…

Я — не судья.

Я — подсудимый.

— Пану немцу не понравилось? Пан немец совсем не смеялся!

Я очнулся. Худая девчушка в ярком платье держала передо мной большую шляпу, полную медяков.

— Понравилось…

Тяжелая монета глухо ударилась о медь.

— Пан немец! Пан немец! — донеслось сзади. — Пан немец ошибся, пан немец кинул дукат!.. Я улыбнулся.

* * *

Софийские врата были открыты. Двое литовцев, сняв шлемы, крестились на сияющую золотом икону. В самом же храме оказалось неожиданно пусто и темно. Лики святых смотрели хмуро, погас блеск алтаря.

Служба еще не начиналась, но возле бокового входа я заметил невысокого старика в темной ризе.

— Простите… Вы… Вы священник? Внимательный взгляд из-под седых бровей.