— Вернуться ты сейчас не можешь, я тебя не отпущу, даже если я тебе не нужен. Это же так просто, ты сама все усложняешь.

— Это ты все усложняешь по-своему, изворачиваешься, извиваешься, как угорь. Это в тебе всегда было, я помню.

— Ну вот, теперь я угорь, этого еще не хватало. Когда речь шла о тебе, я не изворачивался и не извивался. Я всегда хотел тебя, и только тебя. Я-то был верен. Я-то не женился.

— Ну так жил с женщинами, хотя бы с той старой актрисой.

— Пусть так, но я ведь не мог тебя найти. Как ни старался, как ни искал, а в глубине души не терял надежды, поэтому, может быть, я тебя и нашел.

— Я была несправедлива к Бену.

— О Господи, опять ты про Бена. Бена больше нет.

— Он так мучился, когда Титус исчез, это было вроде епитимьи.

— Допускаю, но он заслужил свою муку, он сам выжил Титуса и, поверь, был очень рад.

— Нет, нет, не так уж плохо он обращался с Титусом, как я сказала. Он был с ним строг…

— Не строг, а жесток. И с тобой тоже. Не заступайся за него. И давай не будем больше говорить про этого негодяя.

— Из общества защиты детей никто не приходил, это я только так сказала.

— К черту общество защиты детей. Мне плевать, приходили они или нет.

— Но я сказала, что приходили, а этого не было.

— Если и не приходили, так следовало прийти.

— Но это была неправда.

— Зачем тебе нужно обелять этого мерзкого, жестокого человека? Титус его ненавидит. Какие еще нужны доказательства? По-моему, никаких.

— У Бена, кроме меня, никого нет на свете. И ничего нет.

— Не умрет, перебьется. А я как? Почему бы для разнообразия не пожалеть меня? Старый актер, может ли быть фигура более жалкая? Что у меня осталось, кроме воспоминаний? Я расстался со своей властью и славой — ради чего, и сам не знал, а оказалось — ради тебя. Теперь ты уж не можешь меня подвести.