— Постой, постой, это не точка зрения, я знаю точно. Я знаю, что это не Бен.

Я уставился на него:

— Ничего ты не знаешь. Ты что, видел, как это произошло?

— Нет, но…

— Или кто-нибудь другой видел? — Нет…

— Так откуда ты можешь знать?

— А вот знаю. Прошу тебя, Чарльз, поверь мне. Неужели ты не можешь мне поверить? Только не спрашивай ничего. Поверь мне на слово, Бен не виноват.

Мы сверлили друг друга взглядом. Проникновенный тон Джеймса, его глаза, его напряженное лицо заронили во мне сомнения. Но поверить ему я не мог. Как он мог узнать такую вещь? Разве только… разве только он сам меня столкнул? Что кроется за этой маской индейца? Всегда и во всем мы были соперниками, причем я — более удачливым. Детская ненависть, как и детская любовь, может длиться всю жизнь. А Джеймс — чудак, странный человек со странным складом ума. Он избрал беспощадную профессию. Мне вспомнилось, как уважительно он отзывался о Бене. Может, он попробовал меня убить просто потому, что догадался, что я понял, что он — тайный агент и должен вернуться в Тибет? Я сжал руками виски.

Однако сказал я другое:

— Послушай, Джеймс, и перестань говорить жалкие слова. Бен мало того, что пытался убить меня. Он убил Титуса.

— О Господи, — вздохнул Джеймс и отвернулся, словно потерял последнюю надежду, а потом сказал: — Как ты докажешь, что он убил Титуса? Ты это видел?

— Нет, но это ясно как день. Никто не заинтересовался этим ударом по голове. Плавал Титус отлично. А после того как Бен пытался убить меня…

— Да, вот оно, твое доказательство, но я-то знаю, что этого не было.

— Джеймс, не можешь ты знать! Я понимаю этого человека и силу его ненависти. Тебе было просто интересно встретить однополчанина. Я же вижу в нем человека, обученного убивать и снедаемого, прямо-таки одержимого ревнивой злобой, которая, между прочим, родилась не вчера. А я знаю, что такое ревнивая злоба.

— Вот этого я и боюсь, — сказал Джеймс, — твоей злобы. Ну чем мне поклясться, чтоб ты поверил? Клянусь тебе нашим детством, памятью наших родителей, нашим родством: Бен не виноват. Умоляю тебя, прими это как факт и больше ничего не спрашивай. Забудь об этом. Поедем в Лондон, подальше отсюда.

— Как я могу это «принять»? Я заметил, ты утверждаешь, что это не Бен, но не то, что я все это выдумал! А ты сам принял бы как факт, что некий неизвестный пытался тебя убить? И ты не можешь знать наверняка, что это был не Бен. Разве что это был ты.

— Нет, не я, — сказал Джеймс, нахмурясь. — Не болтай чепуху.

Даже смешно, какое я почувствовал облегчение. Неужели я успел всерьез вообразить, что мой кузен пылает ко мне кровожадной ненавистью? Я, конечно же, сразу ему поверил, и, конечно же, я сболтнул чепуху. Но если это не Джеймс и, как он утверждает, не Бен — тогда кто же? Хоть я и не мог поверить Джеймсу, его торжественная клятва произвела на меня впечатление. Гилберт, втайне ревнующий ко мне Лиззи? Розина, скорбящая о своем нерожденном ребенке? Пожалуй, этак у многих найдутся основания убить меня. Фредди Аркрайт? Почему бы и нет? Он меня ненавидит, он сейчас живет на ферме Аморн, куда Бен ходил за собакой. Что, если Бен подговорил Фредди убить меня или хоть покалечить, а кончилось это тем страшным купанием?