Полуденная жара висела над рекой и лесом густым удушающим покрывалом, приглушая даже крики животных в джунглях и жужжание насекомых. Мы прошли вверх по реке несколько километров, один раз наткнувшись на плывущее бревно, оказавшееся дремлющим в реке крупным аллигатором. Я уже начинал гадать, куда делся хозяин лодки, когда увидел впереди шаткие бамбуковые мостки с привязанными рядом пятью лодками.

Мы пристали к берегу, пришвартовали сампан и двинулись по тропинке, ведущий вглубь берега. Ну и странное же зрелище, должно быть, мы собой представляли, двое потеющих европейцев и китаец в соломенной шляпе. Ободранные, покрытые коркой соли и с отросшими за две недели бородами (у нас не было ни времени, ни пресной воды для бритья), мы с Кайнделем были в рубашках с короткими рукавами, а на фуражки прикрепили носовые платки для защиты от солнца — в стиле Генри Мортона Стенли [73] в черной Африке. Я взял пистолет Штейра, а Кайндель — винтовку, у всех троих на поясах болтались абордажные сабли. Старший бей из Вены нес перед нами австро-венгерский морской флаг на бамбуковом древке в знак того, что мы не просто потерпевшие кораблекрушение моряки или преступники, а вооруженные отряд моряков одной из главных европейских держав. По правде говоря, помимо знамени ничто больше не свидетельствовало о подобном статусе.

Казалось, тропа ведет в никуда. Мы шли по меньшей мере час, было жарко как в бане. Конечно, дым не мог быть миражом... А потом они внезапно оказались вокруг нас, возникнув как туман, как лесные призраки, отрезав путь к наступлению и отступлению.

Их было человек двадцать, небольшого роста, но крепких и смуглых, гладко выбритых и нагих, не считая темно-синих набедренных повязок и похожих на корзины шляп, сплетенных из бамбука. Я заметил, что у всех левое запястье обвивала затейливая синяя татуировка. В руках у них были короткие сабли и щиты, декорированные по краям мехом, а у некоторых имелись также копья и духовые трубки. Они стояли молча и в полной готовности, разглядывая нас безо всякого выражения, как смотрели бы на бурдюки с салом. Наконец их предводитель выступил вперед со скрещенными на груди руками.

Он был на голову выше остальных, лет двадцати и довольно привлекательным, с тонкими чертами лица. Мы находились в крайне деликатной ситуации — эти люди не были настроены враждебно, но могли вскоре таковыми стать, если их не удовлетворят наши объяснения относительно того, что мы здесь делаем. Конечно, у нас имелось огнестрельное оружие, но здравый смысл подсказывал, что в окружении и при численном преимуществе противника после первого же выстрела нас превратят в отбивные.