Люди толпились на улице и бежали рядом с колесницей, лошади двигались шагом. К победителям тянули руки, чтобы коснуться Нефера, головными платками вытирали кровь, текущую по ногам из его ран. Кровь бога, фараона и воина Красной Дороги превращала ткань в священную реликвию. Горожане взволнованно выкрикивали восхваления.

– Помолись за нас, могущественный Египет. Истинный фараон!

– Веди нас, великий фараон. Позволь нам разделить твою славу.

– Да здравствует божественный брат Красного Бога!

– Живи тысячу и тысячу лет, Нефер Сети, истинный фараон!

У входа на площадь толпа была такой плотной, что городским стражникам пришлось выбежать перед колесницей и дубинками разогнать людей, прежде чем Нефер смог проехать.

В центре площади на каменном возвышении стояли Хилто и Шабако, чтобы приветствовать новых братьев-воинов.

Нефер остановил побитую, запыленную и забрызганную кровью колесницу около возвышения, и два воина спустились и помогли ему поднять Мерена. Они вместе понесли его в храм Хатор, где ждал Таита. Они положили Мерена на подставку, которую приготовил Таита, и старый Маг немедленно занялся раненым, начав с глубокой раны на его боку, нанесенной мечом. Слезы Мерикары падали на истерзанное, окровавленное тело Мерена и омывали его раны.

Воины Красной Дороги повели Нефера назад на площадь. Затем Нефер спустился по ступеням, снял косы с колесницы и поднес их к жаровне на треноге в центре каменного возвышения, в которой горел огонь. Он опустился на колени перед жаровней и объявил:

– Никакой враг не завладел этими знаками нашей чести и доблести. – Он высоко поднял их, чтобы увидели все, и сказал, отчетливо и гордо: – Посвящаю их Красному Богу. – Затем он бросил косы в огонь. Они ярко вспыхнули. Нефер поднялся на ноги и, ослабев от ран, покачнулся. – Я проехал по Красной Дороге! Хотя мне недостает лет, я подтвердил свое право на двойную корону Египта. Объявляю себя фараоном. Я один истинный фараон. Пусть страшится любой другой притязающий на корону.

Толпа разразилась приветственными криками, а воины Красной Дороги опустились перед ним на колени, поцеловали его правую руку и ногу и поклялись в преданности до самой смерти и после нее.

Нефер поднял правую руку, требуя тишины, но ноги у него подкосились, и он упал бы, если бы Минтака, бросившись вперед, не поддержала его. Обняв ее одной рукой за плечи, он посмотрел ей в глаза и прошептал:

– Все, что я сделал, я сделал для Египта и для вас, любовь моя.

Его голос был таким хриплым и тихим, что лишь она услышала его. Она потянулась и поцеловала его в губы, и народ понял это как открытое провозглашение помолвки. Все закричали так, что эхо вспугнуло стаи голубей с утесов за стенами города.