Наконец мы добрались до девственных лесов на большей высоте и поехали между величественных деревьев, которые росли с тех пор, как боги были молоды. Верхние ветви переплетались у нас над головой, и проход между ними был наполнен храмовой прохладной тишиной. Стук копыт наших лошадей поглощал толстый слой зеленого мха. Единственными звуками были крики птиц и мелких животных. Мы поили лошадей из горных ручьев, чистых, прозрачных и холодных, как лед.

На поляне на отроге горы мы остановились, чтобы посмотреть на Гелиоса, бога солнца, который показал свою золотую голову на восточном горизонте.

Это была священная земля, на которой родился Кронос, отец богов, а после него – его сыновья и дочери. Я чувствовал их присутствие, улавливал их аромат в сладком лесном воздухе, отдающем прелью. Необыкновенное и странное ощущение – быть так близко к бессмертным, почти касаться их. Возможно, моя повышенная чувствительность связана с родственной им кровью, текущей в моих жилах, о чем рассказала мне Инана. Потом я строго напомнил себе, что Инана – почти несомненно создание моего сна и что я стал жертвой собственного суеверия. Меня раздражало, что ее образ так настойчиво возвращается ко мне.

Я решил изгнать Инану из сознания и, принимая это решение, услышал эхо ее снисходительного смеха. Сон или богиня, но я знал, что она близко, и моя решимость дрогнула.

Я повернул лошадь вниз по крутому склону, начиная спуск туда, где на каменистом южном берегу Крита раскинулся порт Кримад. До полудня оставалось еще два часа. Мы отлично успевали.

Мне казалось, что даже за двадцать лиг я могу разглядеть мачты моей шумерской флотилии, стоящей в гавани. Обернувшись и посмотрев назад, в ту сторону, откуда мы приехали, я увидел вулкан, в котором был заточен бог Кронос. Он господствовал над морем на северном горизонте. Из его двойной вершины поднимался спокойный желтоватый дым. Я улыбнулся. Бог настроен дружелюбно.

Ваага использовал эту короткую остановку, чтобы спешиться и присесть за ближайшим деревом. Это само по себе доказывало, что, прежде чем стать рабом, он был человеком воспитанным и соблюдающим приличия. Только мужчины и женщины самого подлого происхождения выливают свою воду стоя.

Неожиданно Ваага вскочил, так что его одеяние закрыло колени, и показал на землю, издавая нечленораздельные звуки. Он так встревожился, что я спешился и пошел к нему, желая выяснить причину его тревоги.

Мягкая почва у подножия дерева была так затоптана и сбита, что мне потребовалось некоторое время, чтобы разглядеть отпечатки раздвоенных копыт. Они были во много раз больше тех, какие оставляют молочные коровы в моем поместье Мечир на берегу Нила.