Место высадки было уже близко, хотя еще и скрыто от их глаз, когда из-за деревьев до них донеслись мужские голоса. Они оставили небольшой отряд для охраны кораблей и Бригит, но сейчас там явно собралось намного больше людей. Харальда захлестнула паника. Неужели Морриган отправила из Тары своих людей, чтобы захватить корабли? С ее стороны это было бы вполне разумно. Значит, Бригит теперь пленница?

— Отец… — хриплым шепотом заговорил он, но Торгрим поднял руку, призывая его к молчанию, и повернулся к остальным.

— Спрячьтесь за деревьями, — тоже шепотом распорядился он. — А мы со Старри и Харальдом подберемся поближе и посмотрим, что там происходит. Ирландцы могли захватить корабли.

Его слова заставили норманнов обменяться встревоженными взглядами, но они сошли с дороги и затаились на краю леса. Торгрим же повел Старри и Харальда вперед. Они старались не выходить из-под прикрытия деревьев, готовые раствориться в лесной чаще при первых же признаках опасности. Они двигались тихо, но от места высадки доносился такой шум, что Харальд счел подобные предосторожности излишними.

Пройдя еще пятьдесят ярдов по дороге, они уже начали разбирать отдельные слова, и слова эти были не ирландскими. Люди переговаривались по-норвежски. Они двинулись дальше, поскольку по-прежнему не желали обнаруживать себя, пока не увидят все своими глазами и не поймут, что же все- таки там происходит. Дорога начала расширяться, выводя к причалу на берегу реки, и они скрылись за деревьями, ища такое место, откуда могли бы видеть все, сами оставаясь невидимыми. Последние десять футов они проползли на четвереньках, достигнув зарослей папоротника на опушке леса, где и остановились, глядя на представшую перед ними картину.

На берегу реки расположились человек семьдесят или около того. Норманны. Они были вооружены, но не выстроены в боевые порядки и к выступлению куда-либо явно не готовились. Они разговаривали, пили мед, некоторые обрабатывали точильными камнями длинные клинки своих мечей. Клубы серого дыма поднимались над несколькими углублениями в земле, в которых был разведен костер, а на вертелах над ними жарились поросята, от одного вида которых Харальд испытал острый приступ голода и одновременно тошноты.

А потом он различил голос, который был ему очень хорошо знаком, но который при данных обстоятельствах он никак не рассчитывал услышать. Юноша перевел взгляд направо, на группу людей. Там, в самом ее центре, привлекая всеобщее внимание, с высоко поднятым кубком, с завязанными ленточкой на затылке рыжими волосами, в которых отчетливо пробивалась седина, с торчащей во все стороны бородой, с кожаным поясом, поддерживающим его внушительное брюхо, стоял дед Харальда Орнольф Неугомонный.