Окинув взглядом работный люд, он остановил свой выбор на явно состоятельном мужчине, чья одежда не была забрызгана грязью, сшита из грубой ткани или залатана, и который давал какие-то указания слуге.

— Прошу меня простить, добрый господин, — прервал Финниан разглагольствования мужчины.

Тот повернулся и взглянул на Финниана с явным раздражением, но, как только взгляд его упал на монашескую рясу и выбритую тонзуру, раздражение тут же сменилось смущением, к которому примешивалось чувство вины. Подобное преображение Финниану случалось видеть неоднократно.

— Да, брат?

— Отче.

— Да, отче, — послушно повторил мужчина, и Финниан укорил себя за отсутствие смирения и кротости.

— Вы не подскажете мне, где я могу найти Руарка мак Брайна?

Мужчина обернулся и кивнул на дальний конец огромной площади, огражденной стенами крепости Лиамайн, отстоящими друг от друга по меньшей мере на четверть мили.

— Господин Руарк проживает в большом доме вон там, — сказал он. — Но он не принимает просителей. Он все еще в трауре по своей супруге.

— Понятно. Благодарю вас, добрый господин.

Финниан поклонился ему и направился сквозь толпу к большому зданию с деревянным каркасом в дальнем конце крепости.

Руарк мак Брайн и впрямь не принимал просителей, как и предупреждали отца Финниана, и ему пришлось прибегнуть к уговорам, причем гораздо более долгим, нежели он привык, а вдобавок упомянуть имя настоятеля монастыря в Глендалохе, прежде чем его удостоили аудиенции.

Финниана провели в большую комнату размерами футов двадцать на тридцать, с высоким потолком и огромным камином, который летом не топили. Руарк восседал в высоком дубовом кресле в конце комнаты, а по бокам застыли двое мужчин с физиономиями советников и лакеев. Их присутствие заставило Финниана призадуматься. Человеку, окружающему себя льстецами и подхалимами, доверять никак не следовало.

— Отец…? — с вопросительной интонацией произнес Руарк.

— Финниан. Отец Финниан.

— Да, конечно, отец Финниан. И какое же дело привело вас ко мне? Как вам должно быть известно, я пребываю в трауре.

— Да, и прошу великодушно простить меня, — отозвался Финниан.

Говоря по правде, Руарк вовсе не выглядел скорбящим вдовцом. Он был привлекательным мужчиной лет тридцати пяти, и Финниан сомневался, что он был хотя бы на год старше. Выражение его лица было мрачным, но наряд свидетельствовал о том, что он привык придирчиво относиться к выбору одежды, да и манеры выдавали в нем человека занятого и делового.

Финниан уже собрался было продолжить, но Руарк прервал его:

— Вы наверняка думаете: «Вот человек, который никак не выглядит скорбящим». Я прав?