Его привело в себя жжение – йод, – и он попытался сесть, но чьи-то руки снова уложили его.

– Спокойней, спокойней, драка закончилась.

Шон сфокусировал один глаз, чтобы отыскать источник голоса. Над ним нависла розовая масса умы Леруа. Ее руки коснулись его лица, и его снова обожгло обеззараживающее. Он вскрикнул распухшими губами.

– Вот так! Настоящий мужчина, – усмехнулась ума Леруа. – Голову разбили – ни слова не сказал, а стоило прикоснуться лекарству – плачешь, как ребенок.

Шон провел языком по внутренней поверхности рта: один зуб шатается, но остальные чудесным образом не пострадали. Он начал поднимать руку к глазам, но ума нетерпеливо шлепнула по ней и продолжала работать.

– Славная драка! – Она счастливо покачала головой. – Ты был хорош, керел, очень хорош.

Шон посмотрел за нее и увидел девушку. Она стояла в тени и казалась силуэтом на фоне светлого брезента. В руках она держала миску. Ума повернулась, окунула в эту миску тряпку, смыла кровь с его лица и снова занялась им. Фургон покачнулся под ее весом, закачался свисавший с потолка фонарь, освещая сбоку лицо девушки. Шон вытянул ноги на кровати и чуть повернул голову, чтобы лучше видеть.

– Лежи спокойно, jong,[29] – приказала ума.

Шон мимо нее смотрел на спокойные губы и абрис щеки, видел волосы – сначала они в легком беспорядке, но потом, словно раскаявшись, превращаются в косу толщиной в его запястье и через плечо свисают до самой талии.

– Катрина, мне что, каждый раз тянуться к миске? Встань ближе, девочка.

Она вошла в освещенное пространство и посмотрела на Шона. Глаза смеющиеся, зеленые. Но вот она опустила взгляд к миске. Шон смотрел на нее, не желая пропустить миг, когда она снова на него посмотрит.

– Ах ты медведище, – с ворчливым одобрением сказала ума. – Занял наш лагерь, подрался с моим сыном и строит глазки моей дочери. Если не угомонишься, я сама выбью из тебя дух. Да ты опасный человек! Катрина, отправляйся в фургон и помоги Генриетте привести в божеский вид брата. Миску оставь здесь, на сундуке.

Выходя, девушка снова посмотрела на Шона. Ей не нужно было улыбаться губами – легкая улыбка была в ее зеленых глазах.

Глава 11

Глава 11

Шон проснулся с сознанием, что что-то не так. Он попытался сесть, но боль остановила его – ныли мышцы, саднили полузасохшие царапины и ссадины. Он застонал, и от этого заболели губы. Шон медленно спустил ноги с кровати и встал, чтобы осмотреть повреждения. Под волосами на груди виднелся темный отпечаток сапога Яна Паулюса. Шон осторожно пощупал вокруг него, проверяя, не сломаны ли ребра; потом, убедившись, что здесь все в порядке, занялся ссадиной на спине – высоко поднял руку и внимательно осмотрел поврежденную кожу. Отлепил клочок шерсти от одеяла. Потом встал и поморщился от боли в плече. Шон начал браниться, медленно, монотонно, и бранился все время, пока с трудом выбирался из фургона.