— Когда наконец пришел Мбежане, ты заплакал.
Убежавшая лошадь вернулась в лагерь, на боку у нее были следы львиных когтей. Старый зулус, сам больной малярией, оседлал серую лошадь и повел в поводу другую, вьючную. Он прошел по следу до лагеря, на который напали львы, потом взял след мужчины и ребенка и четыре дня шел за ними.
Когда он их нашел, они лежали на песке под солнцем, прижавшись друг к другу, и ждали смерти.
— Тогда единственный раз в жизни я видел, как ты плачешь, — негромко сказал Дирк. — Но думал ли ты, как часто заставлял плакать меня?
Шон не хотел больше слушать. Не хотел, чтобы ему напоминали о красивом, упрямом, необузданном и любимом ребенке, которому он был и отцом, и матерью, но коварный голос Дирка продолжал держать его в паутине памяти, из которой он не мог вырваться.
— Ты знал, как я восхищался тобой? Ты был основой моей жизни, я повторял каждое твое движение, старался стать тобой.
Шон покачал головой, пытаясь отказаться, опровергнуть.
— Да, я пытался стать тобой. Наверно, мне это удалось.
— Нет. — Голос Шона звучал сдавленно и хрипло.
— Может, поэтому ты и отверг меня, — продолжал Дирк. — Ты видел во мне свое отражение и не сумел заставить себя принять это. Поэтому ты прогнал меня и заставил плакать.
Боже, нет, это не так. Все было совсем не так.
Дирк развернул лошадь, так что ногой коснулся Шона.
— Отец, мы с тобой одна личность, мы одно целое. Почему ты не признаешь, что я — это ты, ведь я порожден тобой, ты меня учил, ты меня сформировал?
— Дирк, — начал Шон, но не нашел слов. Все его существо до самых корней было потрясено.
— Неужели ты не понимаешь — все, что я делал, я делал для тебя? Не только в детстве. И в юности, и в зрелости. Ты никогда не задумывался, почему я вернулся в Ледибург, когда мог бы отправиться куда угодно — в Лондон, Париж, Нью-Йорк, все было для меня открыто? Но я вернулся сюда. Почему, отец, почему же я это сделал?
Шон покачал головой, не в силах ответить; он смотрел на этого прекрасного незнакомца и чувствовал его жизненную силу и тревожащее властное воздействие.
— Я вернулся, потому что ты здесь.
Они долго молчали, глядя друг другу в глаза, с напряжением воли, в вихре чувств.
Шон чувствовал, как тает его решимость. Он медленно запутывался в сети, которую плел вокруг него Дирк. Он тронул лошадь, заставляя ее повернуться, разрывая физический контакт с Дирком, но Дирк безжалостно продолжал:
— В знак своей любви, любви, которая выдержала все твои обиды, все твое пренебрежение, все удары, которые ты мне наносил, в знак этой любви я пришел к тебе сейчас и протягиваю тебе руку. Стань снова моим отцом, позволь быть твоим сыном. Объединим наши состояния и создадим империю. Вот наша земля, зрелая, готовая к тому, чтобы мы ее взяли. — Дирк протянул ладонью вверх руку с вытянутыми пальцами. — Вот моя рука, отец, — уговаривал он. — Ничто не остановит нас. Вместе мы покорим весь мир, станем богами.