Дирк поднял руку и перехватил удар; в долю секунды хлыст, словно мечом, рассек рукав его костюма, на дорогую ткань пролилась алая кровь; Дирк по широкой дуге отвел свою кобылу.

Он сжимал края раны, глядя на Шона, и лицо его было искажено страшной злобой.

— За это я тебя убью, — негромко сказал он, развернул лошадь и пустил ее галопом прямо на проволочную ограду.

Гнедая оттолкнулась от земли и вытянулась в прыжке, она отделилась от земли и приземлилась по ту сторону, не потеряв равновесия и скорости; это был великолепный образчик искусной выездки.

Шон пустил жеребца шагом, борясь с искушением тоже поскакать галопом; он спускался по крутой тропе, теперь почти незаметной, заросшей травой. Только человек, который хорошо ее знал и часто проезжал по ней раньше, понял бы, что это тропа.

От хижин крааля Мбежане не осталось ничего, кроме каменных опор — белых колец в траве. Согласно зулусскому обычаю, хижины после смерти вождя сожгли.

Стена крааля для скота осталась на месте, в этом сооружении по плечо высотой каждый камень был подобран и старательно уложен на место.

Шон спешился и привязал лошадь. Руки и него еще слегка дрожали, словно в горячке, и он чувствовал себя больным после пережитой бури эмоций.

Он отыскал сиденье — тот же почти плоский камень, словно бы продавленный ягодицами, — и закурил сигару.

Ароматный дым помог успокоить сердцебиение; руки перестали дрожать.

Шон посмотрел на пол крааля. В самом центре здесь похоронен зулусский вождь; он сидит лицом к восходящему солнцу, на голове у него по-прежнему венок индуны, завернутый в влажную шкуру только что убитого быка, — символ его богатства; котел для пищи, пивной котелок и табакерка рядом, так же как копья и щит, — все собрано в дорогу.

— Здравствуй, старый друг, — негромко сказал Шон. — Мы вырастили его, ты и я. Но он убил тебя. Я не знаю как и не могу этого доказать, но я знаю, что он убил тебя и теперь поклялся убить меня.

И голос его дрогнул.

* * *

— Что ж, — улыбнулся Шон Кортни, — если ты заранее договариваешься со мной о беседе, дело, должно быть, очень серьезное.

Своими весело улыбающимися глазами он проницательным оценивающим взглядом смотрел на Марка. «Конечно, Буря права. Парень собирается с силами, чтобы уйти. Уйти куда-нибудь одному, возможно, как раненое животное или как львенок, оставляющий прайд, чтобы стать взрослым. Что это, — думал Шон, — и какую сердечную боль вызывает?»

— Да, сэр, можно сказать и так, — согласился Марк, но не смог сразу посмотреть в глаза Шону. Обычно яркий и откровенный взгляд на этот раз в обход Шона устремился к книгам на полках, потом к окнам и залитым солнцем верхушкам деревьев на плантации в долине внизу. Марк разглядывал все это так, словно видел впервые.