Последним препятствием на их пути будет воспетая Редьярдом Киплингом серо-зеленая грязная Лимпопо, окруженная акациевыми зарослями. Она все еще в трехстах километрах южнее. По ее берегам тянутся и встречаются границы трех государств: Зимбабве, Мозамбика и Южно-Африканской Республики. Если они доберутся до этой точки, то достигнут северной границы Крюгеровского национального парка, тщательно охраняемого и патрулируемого южноафриканскими военными. Шон внимательно изучал карту: Южная Африка — это безопасность, Южная Африка — это дом, место, где все еще твердо соблюдаются законы, где человеку не надо ходить под постоянной угрозой смерти.

Тихий свист оторвал его от размышлений, и он взглянул вниз. У подножья дерева, в шестидесяти футах под ним, стоял Матату. Он подавал знаки Шону.

— Слушай! — сигналил он. — Опасность!

Шон почувствовал, как учащается его пульс. Матату просто так никогда не сигнализирует об опасности. Шон вскинул голову и прислушался, но потребовалось около минуты, чтобы и он услышал это. Как и у всякого человека, пережившего войну в буше, чувства Шона, особенно зрение и слух, были острыми и тонкими, но по сравнению с Матату он был слепоглухонемым.

Когда Шон наконец услышал и распознал слабый и далекий шум, он быстро развернулся лицом на север, в направлении источника звука.

Если не считать нескольких перистых облаков в вышине, утреннее небо было голубым и абсолютно чистым. Шон поднял бинокль и осмотрел полоску местности у самого горизонта, над самыми верхушками высоких деревьев. Доносящийся издалека звук все усиливался, подсказывая направление, в котором следовало искать, пока наконец в поле зрения не появилась маленькая точка, и он тут же почувствовал пробежавший по спине холодок страха.

Как какое-то гигантское и вредное насекомое, опустив нос к верхушкам деревьев и выпятив горбатую спину, им навстречу летел вертолет. Сейчас он был на расстоянии нескольких миль, но держал курс точно на дерево, где устроил свой наблюдательный пункт Шон.

* * *

* * *

Генерал Чайна сидел в кресле бортмеханика в кабине вертолета и разглядывал окрестности сквозь бронированное стекло. В это раннее утро воздух был кристально прозрачен, и лучи восходящего солнца освещали золотистым светом каждую деталь раскинувшегося под ними ландшафта.

Хотя генерал налетал на захваченной машине уже много часов, он все еще не привык к тому необычному ощущению силы, которое вызывала в нем пилотская кабина. Земля и все, что находилось на ней, лежали у него под ногами, и он смотрел сверху на человечество через призму власти над жизнью и смертью людей.