– Это приемлемо, – перевела Верити ответ сэра Гая.

– Вы оказываете нам честь. Жду с нетерпением дня, когда снова увижу ваше лицо, – сказал Мансур, – как долго бежавший кабан жаждет холодной воды.

И он попятился, сделав грациозный жест прощания.

– Ты раскраснелась. – Сэр Гай проявил некоторую заботу о дочери. – У тебя жар. Твоя мать тоже изнурена.

– Я совершенно здорова. Благодарю за заботу, отец, – спокойно ответила Верити Кортни. Она, гордившаяся своим хладнокровием даже в самых трудных обстоятельствах, находила свои нынешние чувства весьма смущающими.

Когда принц спускался в лодку, она не хотела смотреть ему вслед. Но и оставить отца одного у борта не могла.

Мансур посмотрел вверх, на нее, так неожиданно, что она не могла бы отвести взгляд без того, чтобы не выглядеть виноватой. Она вызывающе посмотрела ему в глаза, но тут парус фелуки поймал ветер, он развернулся и отрезал их друг от друга.

У Верити от гнева захватило дух, но одновременно она почувствовала радостное волнение. «Я не безмозглая жеманница. И не восточная гурия, не игрушка, с которой он мог бы позабавиться. Я англичанка и буду требовать, чтобы со мной так и обращались», – решила она молча, потом повернулась к отцу и перевела дух, прежде чем сказать:

– Я, наверно, останусь с мамой, пока ты будешь вести переговоры с мятежниками. Она действительно плохо себя чувствует. Переводчиком у тебя может быть капитан Корниш.

Она не позволит, чтобы над ней насмехались эти танцующие зеленые глаза и загадочная улыбка.

– Не говори глупости, девочка. Корниш не знает, как спросить, который час. Ты мне нужна. Едем вместе, и никаких споров.

Его настойчивость одновременно раздражала и радовала Верити. «По крайней мере будет возможность еще раз схватиться с этим красивым принцем. Посмотрим, у кого язык острее», – подумала она.

На третье утро еще до рассвета баржа калифа перевезла гостей к дворцовому причалу, где их ждал Мансур с охраной – множеством вооруженных всадников. После очередного длительного обмена комплиментами он отвел сэра Гая к арабскому жеребцу под блестящей черной попоной. Для Верити конюхи подвели гнедую кобылу. Кобыла казалась послушной, хотя ее ноги и широкая грудь говорили о резвости и выносливости. Верити села на нее с легкостью и изяществом опытной наездницы. Когда они проезжали городские ворота, было еще темно, и сопровождающие зажгли факелы. Мансур держался рядом с сэром Гаем в элегантном английском охотничьем костюме; Верити ехала слева от отца.

На ней было интригующее сочетание английского и восточного охотничьих костюмов. Шелковый цилиндр удерживал на месте длинный синий шарф, свободные концы которого были переброшены через плечо. Голубое верхнее платье спускалось ниже колен; подол его был подобран, давая девушке свободу движений и в то же время оберегая скромность. Под ним – свободные хлопчатобумажные штаны и мягкие сапоги по колено. Мансур подобрал для нее украшенное самоцветами седло с высокими передней и задней луками. На причале она холодно поздоровалась с ним и едва взглянула, продолжая оживленно разговаривать с отцом. Не участвуя в их разговоре, Мансур смог открыто ее разглядывать. Она принадлежала к числу тех редких англичанок, которые расцветают в тропиках. Она не падает духом, не подвержена потнице, остается хладнокровной и уравновешенной. Даже костюм, который на другой мог бы показаться нелепым или безвкусным, на ней казался элегантным и изящным.