Ганданг повернулся к майору:

– Ты останешься стоять здесь лагерем, пока король не пришлет ответ.

– Когда это произойдет? – спросил Зуга.

– Когда королю будет угодно! – сурово отрезал индуна.

С тех пор охотникам никто не досаждал. Вокруг лагеря, карауля посменно днем и ночью, расположилась дюжина воинов-амадода, однако ни один из них не пытался проникнуть за колючую ограду. Пленники и их собственность были неприкосновенны – пока не поступит приказ убить их.

Основная часть импи матабеле стала лагерем в четверти мили ниже по течению реки. Каждый вечер индуна приходил к белому человеку и проводил с ним час-другой у костра за неторопливой серьезной беседой.

Дни ожидания сливались в недели, и взаимное уважение двух мужчин постепенно переросло в нечто вроде дружбы. Оба были воинами и любили поговорить о былых походах, стычках и сражениях, оба умели ценить достоинства человека, живущего в согласии с законами своего народа, пусть даже законы у каждого свои.

«Я считаю его джентльменом, – писал Зуга в своем дневнике, – прирожденным джентльменом».

Ганданг, лежа на циновке рядом с Джубой, отозвался о майоре еще короче:

– Бакела – мужчина.

Носильщикам Зуги позволялось передвигаться за пределами лагеря, рубить деревья и собирать листья для строительства хижин – впервые за много дней майор проводил ночи в тепле и сухости. Относительный комфорт и вынужденный отдых от бесконечных переходов быстро поправили его здоровье. Глубокая рана на щеке полностью зажила, оставив после себя блестящий розовый шрам. Плечо срасталось, ушибы почти не болели, он забросил костыль и снял перевязь с руки. Через неделю он был уже в состоянии справиться с тяжелым слоновым ружьем.

Однажды вечером майор предложил индуне поохотиться вместе, и Ганданг, которого затянувшееся безделье тяготило не меньше, охотно согласился. Амадода окружили стадо капских буйволов и погнали топочущую черную волну туда, где ждали вожди. На глазах у Зуги стройный индуна поднялся во весь рост и на бегу, даже без щита, свалил матерого быка, вонзив широкий наконечник ассегая между ребрами огромного животного. У Зуги для такого подвига не хватало ни умения, ни мужества.

Ганданг, в свою очередь, наблюдал, как майор вышел с ружьем навстречу разъяренному ревущему слону. Грянул выстрел, и слон, подняв облако пыли, рухнул на колени. Индуна подошел к нему следом за Зугой и коснулся небольшой черной дырки в толстой серой шкуре, чуть выше первой кожной складки в основании хобота.

«Хау!» – благоговейно произнес Ганданг, рассматривая окровавленный палец.