Джордан нетерпеливо ждал утра. В его обязанности входило каждый вечер проверять время восхода по морскому альманаху и будить мистера Родса за час до рассвета.

Родс любил смотреть, как восходит солнце, где бы он ни находился – на балконе своего великолепного железнодорожного вагона, за чашкой кофе в пыльном дворике хижины из гофрированного железа, которая все еще стояла за рыночной площадью в Кимберли, с верхней палубы океанского лайнера или верхом в седле, на конной прогулке по тихим дорожкам имения на склонах Столовой горы.

В эти мгновения Джордан оставался наедине со своим повелителем; в эти мгновения из Родса мощным потоком вырывались идеи, которые он называл «замыслами», – невероятные идеи, сногсшибательные и грандиозные или причудливые и сумасшедшие, но всегда захватывающие.

В эти мгновения Джордан ощущал причастность к невероятному гению, набрасывал черновики речей в стенографическом блокноте – речей, которые будут произнесены в высоких залах парламента Кейптауна, куда Родса избрали представителем от территории бывшего Грикваленда, или на совете управляющих компании «Де Бирс», где он был председателем. «Де Бирс» превратилась в гигантскую алмазную корпорацию, объединившую участки отдельных старателей и мелких компаний-конкурентов. Словно некий мифический питон, Родс проглотил всех – включая даже Барни Барнато, еще одного гиганта. Весь прииск принадлежал Родсу.

Иногда они катались верхом в полном молчании, пока мистер Родс не поднимал прижатый к груди подбородок, чтобы пристально посмотреть на Джордана голубыми глазами. Каждый раз он говорил при этом нечто удивительное. Однажды он сказал: «Джордан, ты должен благодарить Бога каждый день за то, что родился англичанином». В другой раз Родс заявил: «Джордан, есть лишь одна настоящая цель, и она состоит вовсе не в том, чтобы разбогатеть. Мне повезло, что я понял это достаточно рано. Настоящая цель в том, чтобы распространить власть Британии на весь цивилизованный мир, вернуть Северную Америку Короне и собрать англосаксонскую расу в единую империю».

Ощущение принадлежности к такой грандиозной цели опьяняло и воодушевляло, особенно когда, как он нередко это делал, Родс натягивал поводья, поворачивал голову и смотрел на север – туда, где ни один из них никогда не был. За то время, что Джордан провел вместе с Родсом, земли на севере стали для обоих частью жизни.

– Мой замысел, – говорил Родс. – Мой север – моя идея. Вот где это по-настоящему начнется, Джордан. Когда придет время, я пошлю тебя – человека, которому доверяю больше всех.