Фрай Хуан вопросительно взглянул сначала на священника, потом на помощника прокурора. Первый пожал плечами и хмыкнул, давая понять, что речь идет о сущих пустяках.

– Почему бы и нет? Пожалуйста, пусть спрашивает – ut clavus clavo retundatur[78], – произнес резким голосом второй.

Получив разрешение, Маргарет перевела взгляд на фрая Луиса, сидевшего возле старательно пишущего протокол нотариуса.

– Вы подслушивали у двери каюты, когда дон Педро говорил со мной. Помните ли вы, что, умоляя меня выйти за него замуж, дон Педро сообщил: на борту корабля есть священник, который нас тотчас и обвенчает?

– Об этом я упоминаю в своем донесении, – ответил он со злобным огоньком в глазах.

– И что же я сказала в ответ?

– Ответа не последовало, – произнес он с расстановкой.

– Но если я колдовством хотела женить дона Педро на себе, как же я оставила бы его предложение без ответа?

– Молчание не расценивается как отказ, – заметил помощник прокурора.

Маргарет взглянула на него, и усталая улыбка промелькнула на ее лице.

– Тогда продолжим разговор. – Она снова обернулась к фраю Луису. – Что я сказала вам наутро, повстречав вас на палубе?

Фрай Луис, посмотрев на председателя суда, сделал досадливый жест рукой.

– Ответ опять же в моем донесении. Я указываю там, со слов обвиняемой, что ее доставили на борт корабля насильно, что дон Педро уговаривал ее выйти за него замуж, что она искала у меня защиты.

– Если бы я околдовала дона Педро, убедив его жениться на мне, обращалась бы я к кому-нибудь с такой жалобой, искала бы у кого-нибудь – особенно у священника – защиты?

– Разве я утверждал, что вы околдовали его с одной лишь целью – женить на себе? – повысив голос, заявил монах, и глаза его полыхнули злобой. – Откуда мне знать, какие цели преследует такая женщина, как вы? Я утверждаю лишь, что вы околдовали его, разве иначе богобоязненный, набожный сын матери-церкви думал бы о браке с еретичкой, совершал бы святотатство, угрожая священнику, проливал бы кощунственно кровь людей, выполняющих священный долг служителей инквизиции?

– Даже если из вашего утверждения следует, что он был околдован – пусть так, я в таких вещах не разбираюсь, – каким образом вы докажете, что околдовала его именно я?

– Как? – отозвался фрай Луис, не сводя с нее горящих глаз.

– Отвечайте обвиняемой, фрай Луис. – Председательствующий говорил спокойно, но тон его насторожил членов трибунала.

Дело в том – фрай Хуан де Арренсуэло позднее признал это, – что в голову ему закралось сомнение. Все началось с заявления обвиняемой о том, что обвинение намеренно сделало из нее козла отпущения за преступления, совершенные доном Педро де Мендосой-и‑Луной. Услышав эти слова, председатель суда хотел закрыть заседание; перед новым допросом леди Маргарет он решил разобраться в себе самом и удостовериться: ни он, ни фрай Луис никоим образом не причастны к тому, что им приписывается. Однако стойкость обвиняемой, объяснявшаяся, по-видимому, чистой совестью, ее логичные вопросы и веские доводы лишь усилили его сомнения.