Даже если фрай Хуан по-прежнему сомневался в искренности кардинала и его беспристрастии, он из сострадания был готов поверить, что любовь к племяннику побуждает кардинала счесть свои предположения убеждением.

Дилемма была ему ясна, но тем не менее фрай Хуан лишь вкратце напомнил кардиналу суть дела.

– Обвиняемая признает факты, на которых фрай Луис построил свое обвинение. Но она не соглашается с выводами, сделанными из этих фактов фраем Луисом, и небезуспешно их оспаривает. Выводы, несомненно, убедительны, правдоподобны, хорошо обоснованы. Но поскольку они никем, кроме доносчика, не подтверждаются, мы не вправе обвинить ее в колдовстве. И я не представляю, где можно получить нужное нам подтверждение, – мрачно добавил доминиканец.

– Где? Да у самой обвиняемой! – воскликнул кардинал тоном человека, утверждающего очевидное.

Фрай Хуан покачал головой:

– Она не сдастся, в этом я уверен.

Кирога снова посмотрел ему прямо в лицо, и глаза его сузились.

– Но вы еще не приступали к дознанию, – мягко напомнил он.

Фрай Хуан воздел руки к небу.

– Если я и не прибег к дознанию, – сказал он с раскаянием в голосе, – хотя члены трибунала подталкивали меня к этому, то только потому, что твердо убежден в его тщетности.

– Тщетности?

Удивление кардинала было красноречивее слов. На лице доминиканца мелькнула грустная улыбка.

– Вы не видели этой женщины, ваше высокопреосвященство. У вас не было возможности убедиться в силе ее духа, несгибаемости, решительности. Если правда дает ей силу – а это вполне возможно в деле о колдовстве, – то, как бы палачи ни терзали ее, я не верю, что они вырвут у нее признание. Я долго размышлял об этом, ваше высокопреосвященство. Моя работа дала мне какое-то знание человеческой природы. В некоторых мужчинах и женщинах экзальтация вызывает такую отрешенность духа, что они не ощущают собственной плоти, а потому не чувствуют и боли. Мне кажется, обвиняемая из этой породы. Если она невиновна в колдовстве, сознание своей невиновности приведет ее в состояние экзальтации. – Доминиканец помедлил, потом заключил: – Если мы не откажемся от обвинения в колдовстве, нам, вероятно, придется прибегнуть к пыткам. Но если мы потерпим неудачу, в каком положении окажется дон Педро де Мендоса?

Генеральный инквизитор тяжело опустился в кресло. Голова его поникла, и он прошептал сквозь стиснутые зубы:

– Черт бы побрал дурака, сам себя выставил в таком виде, – и добавил с еще большей горячностью: – И черт бы побрал этого фрая Луиса Сальседо: мог бы и не проявлять излишнего рвения.

– Фрай Луис действовал в меру своих возможностей и руководствовался лишь чувством долга. Он в своем праве, ваше высокопреосвященство.