– Господин Моро! Или правильнее – гражданин Моро?

– Как вам будет угодно, сударь, – настороженно ответил Андре-Луи.

– «Господин» в этом обществе как-то привычнее. – Незнакомец говорил с небольшим акцентом, глотая отдельные звуки, точно испанец, что выдавало его гасконское происхождение. – Если память мне не изменяет, одно время вас чаще называли паладином третьего сословия, не правда ли?

Андре-Луи не смутился.

– Это было в восемьдесят девятом году, во времена spadassinicides.[183]

– О! – Гасконец улыбнулся. – Ваше признание подтверждает впечатление, которое у меня сложилось о вас. Я принадлежу к тем людям, которых восхищает храбрость, кто бы ее ни проявлял. К смелым врагам я питаю слабость ничуть не меньшую, чем презрение к трусливым друзьям.

– А еще вы питаете слабость к парадоксам.

– Если угодно. Вы вынуждаете меня сожалеть о том, что я не был членом Учредительного собрания, – в этом случае мне представилась бы возможность скрестить с вами клинки, когда вы столь воинственно защищали третье сословие.

– Вы устали от жизни? – полюбопытствовал Андре-Луи, начавший подозревать незнакомца в отнюдь не безобидных намерениях.

– Напротив, приятель. Я люблю ее так неистово, что мне необходимо ощущать всю ее остроту. А это возможно лишь тогда, когда ставишь ее на карту. А иначе… – Он пожал плечами. – Иначе можно было с тем же успехом родиться и прожить мулом.

«Сравнение, которое превосходно сочетается с акцентом этого человека», – подумал Андре-Луи.

– Вы из Гаскони, сударь, – заметил он.

– Po’Cap de Diou![184] – воскликнул его собеседник, словно не желая оставлять никаких сомнений насчет своего происхождения, и изобразил на лице гротескно-свирепую гримасу. – В ваших словах мне слышится некий выпад.

– Что ж, я всегда к вашим услугам. Если это поможет вам в ваших исканиях.

– В моих исканиях? Помилуй Бог, но в каких?

– В поисках жизни, полной тревог и волнений, каковая, по вашему мнению, невозможна, если не ставить ее на карту.

– Так вы решили, что я ищу именно этого? – Гасконец коротко хохотнул и начал обмахиваться шляпой. – Вы едва не вывели меня из себя, сударь. – Он улыбнулся. – Я понял ход вашей мысли: этот вражеский лагерь, всеобщее неприятие ваших взглядов, которое не умеряет даже ваш великодушный поступок. Да, благородство при дворе не в чести. Любому остолопу, как только его глаза попривыкнут к здешнему наружному блеску, это сразу станет ясно. Вероятно, вы уже догадались, что я не из придворных. К этому позвольте добавить, что я также никоим образом не задира на побегушках у какой-нибудь партии. Мне захотелось познакомиться с вами, сударь, только и всего. Я монархист до мозга костей, и мне ненавистны ваши республиканские взгляды, однако же я восхищаюсь вашей защитой третьего сословия гораздо больше, чем ненавижу причину, по которой вы это делаете. Парадокс, как вы выразились? Пусть так. Но вы держитесь так, как на вашем месте желал бы держаться я. В чем же тут, к дьяволу, парадокс?