– Я наделил Франсуа Шабо всеми добродетелями Брута, Цицерона и Ликурга,[265] – сообщил он барону, сверкнув темными глазами, и швырнул перо на стол. – Титанический труд для одного утра.

Но де Бац считал свои достижения более блестящими:

– Вы всего-навсего воспели Шабо, а я тем временем его женил.

И он с гордостью отчитался о своих переговорах с братьями Фрей. Андре-Луи встретил его рассказ без всякой радости.

– Что же вы наделали? Почему не посоветовались со мной?

Барон, который ждал похвалы, был не просто разочарован – он был уязвлен.

– Почему я не посоветовался с вами? Я что же, должен советоваться с вами на каждом шагу?

– Так было бы благоразумнее и любезнее с вашей стороны. Я же согласовываю с вами каждый шаг, который намерен предпринять.

Завязался спор, причем обе стороны взяли довольно резкий тон. Де Бац принялся объяснять преимущества, которые сулит этот брак их предприятию. Андре-Луи нетерпеливо прервал его объяснения:

– Все это я знаю и понимаю. Но средства! Средства я никак не могу одобрить. Существуют же какие-то границы дозволенного! Границы, налагаемые приличиями, границы, которые никакой цинизм не способен перешагнуть.

– Черт меня побери, и это говорите вы! Вы отступаетесь от цинизма? Андре, какой дьявол в вас вселился?

– Мы выиграем нашу партию и без того, чтобы использовать это несчастное дитя в качестве пешки.

Де Бац не поверил собственным ушам.

– Да какое она имеет значение?

Андре-Луи хлопнул по столу ладонью.

– У нее есть душа. Я не торгую душами.

– Я могу напомнить вам о некоторых людях, у которых тоже имеются души. Я говорю о тех, кого вы так безжалостно преследуете. Разве у Шабо нет души? Или у Делоне? У братьев Фрей? Разве не было души у бедняги Бурландо, которого вы не моргнув глазом отправили на гильотину? Или ее нет у Жюли Бержер, с которой вы собираетесь расправиться тем же способом?

– Эти люди подлы и бесчестны. Я даю им то, чего они заслуживают. Бурландо жаждал крови. Он ее и получил. Но к чему играть словами? Как можно сравнивать этих животных с несчастным безобидным ребенком?

Тут де Бац припомнил сцену во внутреннем дворике дома на улице Анжу и разразился издевательским смехом.

– Понятно, понятно! Маленькую куропаточку, как называет ее Шабо, следует приберечь для вас. Мне жаль, друг мой, но дело, которому мы служим, не оставляет места для подобных соображений личного характера.