Увидев бледность мустангера, его дико блуждающие глаза, креолка на время забыла свою обиду.

— Боже мой! — воскликнула она, подбегая к постели. — Он ранен… умирает… Кто это сделал?

Единственным ответом было какое-то бессвязное бормотанье.

— Морис! Морис! Ответь мне! Ты не узнаешь меня? Луизу! Твою Луизу! Ты ведь называл меня так!

— Ах, как вы прекрасны, ангелы небес! Прекрасны… Да-да, такими вы кажетесь, когда смотришь на вас. Но не говорите, что нет подобных вам на земле; это неправда. Там много красавиц, но я знаю одну, которая еще более прекрасна, чем вы, ангелы небесные! Я говорю о красоте; доброта — это другое дело; о доброте я нe думаю — нет-нет!

— Морис, дорогой Морис, почему ты так говоришь? Ты ведь не на небесах. Ты здесь со мной — с твоей Луизой.

— Я на небесах… да, на небесах! Но я не хочу оставаться на небесах, если ее здесь нет. Это, может быть, и приятное место, но только не тогда, когда ее нет со мной. Если бы она была здесь, мне ничего больше не было бы нужно. Послушайте, ангелы, вы, что кружитесь вокруг меня! Вы прекрасны, я этого не отрицаю; но нет ни одного среди вас прекраснее ее — моего ангела! О, я знаю и дьявола, красивого дьявола. Но я мечтаю только об ангеле прерий.

— Помнишь ли ты ее имя?

Наверно, никто еще не ждал с таким волнением ответа от человека, который бредил в тяжком забытьи. Луиза наклонилась над ним и, не сводя с него глаз, вся обратилась в слух.

— Имя? Имя? Как будто кто-то из вас спросил об имени? Разве у вас есть имена? Ах, да, вспоминаю: Михаил, Гавриил, Азраил — мужские, все мужские имена. Ангелы, но не такие, как мой ангел, — она женщина. Ее зовут…

— Как?

— Луиза… Луиза… Луиза… Зачем мне скрывать, ведь вам известно все, что делается на земле. Вы, конечно, знаете ее — Луизу? Вы должны ее знать: ее нельзя не любить всем сердцем, как я… всем, всем сердцем…

Никогда еще слова любви не доставляли Луизе столько радости. Даже когда она услышала их впервые под тенью акаций, когда они были произнесены в полном сознании, — даже тогда они не были ей так дороги. О, как она была счастлива!

Снова нежные поцелуи покрыли горячий лоб больного и его запекшиеся губы. Но на этот раз над ним склонилась та, которая не могла услышать ничего, что заставило бы ее отшатнуться.

Луиза только выпрямилась; торжествуя, стояла она, прижав руку к сердцу, словно стараясь успокоить его биение. Она боялась только, чтобы эти счастливые минуты не пролетели слишком быстро.

Увы, ее опасения оправдались — на порог упала тень. Это была тень человека; через минуту сам человек уже стоял в дверях.