— А потом?

— А потом мы должны направиться к воротам Регомир. Если не пошлют никого другого, их предстоит защищать мне.

— Но почему вы должны это делать? — не унималась Руфь. — Разве не для этого существуют благородные рыцари? А иначе зачем они тогда нужны? Работать они считают для себя зазорным, а когда городу грозит опасность, прячутся за спины горожан. И за что, спрашивается, они пользуются такими привилегиями?

— Это долго объяснять, Руфь. Вы требуете, чтобы я в двух словах рассказал всю историю города, но сейчас мне пора уходить.

Однако девушка не желала отставать, продолжая допытываться:

— Мой народ всегда находился в угнетенном положении по сравнению с другими горожанами. Но в подобной ситуации может оставаться в пределах Каля, как будто ничего не происходит.

— Правильно, потому что они не граждане Барселоны. И ничего подобного нет больше нигде на всём полуострове. Более того, если бы вы побывали в Венеции, Генуе или Неаполе, то убедились бы, что нигде горожане не имеют таких привилегий, как здесь.

— Вот уж никогда бы не подумала, что быть евреем настолько выгодно, — призналась она.

— Подайте мне лучше отцовский меч, — велел Марти.

Обеими руками девушка взяла тяжёлый меч в ножнах и подвесила его к поясу Марти, не упустив случая на миг заключить его в объятия. Он попытался было отстраниться, и тогда девушка неожиданно поднялась на цыпочки, чтобы ее лицо оказалось вровень с лицом Марти, и приникла к его губам робким поцелуем — лёгким, словно прикосновение крыльев бабочки.

— Что вы делаете, Руфь? — спросил Марти, когда ее губы наконец оторвались, чувствуя, как в его груди разгорается незнакомый прежде огонь.

Руфь посмотрела на него в упор и произнесла звонким и чистым голосом:

— Я прощаюсь с вами, провожая на битву. Я люблю вас ещё с детства и теперь схожу с ума от страха, что с вами может что-то случиться.

Лишь теперь Марти наконец понял, что девочка уже выросла и перед ним стоит очаровательное и прелестное создание.

Однако он тут же вспомнил о своих обязательствах перед ней и о клятве, данной ее отцу.

С трудом уняв нервную дрожь, он заявил, стараясь говорить как можно строже:

— Руфь, я тоже вас люблю всей душой, но подобное ни в коем случае не должно повториться. Ваш отец доверил мне заботу о вас. И умоляю, не создавайте мне лишних трудностей.

С этими словами, подхватив лежавший на кровати шлем, Марти почти бегом вылетел из спальни, на ходу надевая шлем на голову, в которой смешались все мысли.

Вместе с вооруженными до зубов слугами он прибыл к назначенному месту. Жофре уже был там; остальные капитаны находились в море. Марти встал во главе своих людей, однако мысли его были заняты совершенно другим.