— Клятва, данная мною Баруху, делает ваше предложение неосуществимым.

— Вовсе нет, если я освобожу вас от этой клятвы, чтобы избежать худших последствий. Моя первейшая обязанность — спасти Руфь, а ваша клятва может этому помешать. Если вы откажетесь, бедной девочке придётся отправиться в изгнание или оказаться в тюрьме.

— А как же ваша щепетильная совесть? Как она переживет, если вам придется нарушить закон и поступиться принципами?

— Ну что ж, я готов пойти против них, — ответил Эудальд. — Если она согласится на фиктивное обращение, то ради спасения ее жизни я приму участие в этой комедии и окрещу ее, а дальше все зависит от вас. Если оставить все как есть, вы оба скоро окажетесь в большой опасности.

— И каков же ваш план?

— Вы должны жениться на ней, причём до того, как приговор вступит в силу. Как только она станет вашей супругой, приказ об изгнании перестанет ее касаться. Вы же знаете наши законы. Еврейка, принявшая христианство и вышедшая замуж за христианина, становится христианкой и никакой закон, ни приказ, ни приговор в отношении евреев ее больше не касается. Но есть одно условие.

— Какое?

— По еврейским законам брак не считается состоявшимся, если он не получил фактического завершения. Поэтому вы не должны делить с ней ложе. Таким образом, с точки зрения обеих религий, никаких нарушений не будет, и клятва, которую вы дали Баруху, останется в силе. А потом, когда буря утихнет, вы сможете развестись под тем предлогом, что она отказалась исполнять супружеский долг. Таким образом, вы оба обретете свободу.

Марти ненадолго задумался.

— С моей стороны никаких возражений нет, Эудальд. Но мы должны обсудить это с ней.

— Не беспокойтесь, я поговорю с Руфью. Так вы согласны?

— Разумеется.

— В таком случае, я освобождаю вас от клятвы и прошу позволить Руфи, несмотря на формальное крещение, продолжать исполнять обряды ее веры в вашем доме. Пока будет достаточно и этого. А дальше — как Бог решит...

В тот же вечер Льобет встретился с девушкой на галерее второго этажа, куда выходили двери спален. После смерти отца Руфь заметно похудела. В белом платье, она казалась похожей на привидение. Эудальд ждал ее, устроившись в лёгком кресле. Хотя совесть священника и шептала ему, что он не вправе брать на себя такую ответственность, он не сомневался в правильности своего поступка, поскольку считал, что первейший долг христианина — любовь к ближнему, и он готов был поступиться своей религиозной совестью, если это единственный способ спасти тех, кто попал в беду. Полная луна, окружённая сиянием, молча смотрела на них, словно немой свидетель встречи, которой предстояло навсегда изменить жизнь двух человек.