— Вольную, заверенную нотариусом, а доказательством, что это та самая особа, явился знак в виде четырехлистника, выжженный под левой подмышкой узницы.

Теперь пришёл черёд судьи Бонфийя-и-Марша.

— Расскажите подробнее о положении рабыни, — потребовал он.

— Ее ослепили и отрезали ей язык против моего желания и не спрашивая моего мнения. Именно это и послужило причиной моей отставки с поста алькальда. Меня глубоко возмутила такая жестокость.

Монкузи уставился на него пылающим взглядом; если бы глаза могли жечь, то обратили бы в пепел его бывшего служащего.

Тень сомнения легла на зал. Никто не знал, чем все это закончится.

И тут раздался голос секретаря.

— Ну что ж, можете быть свободны. Прошу вас не покидать пределов города без особого на то разрешения, ни с кем не обсуждать происходящее в этом зале, а также иметь в виду, что вас могут вызвать повторно для дачи показаний. Проводите свидетеля.

Служащий тут же оказался возле Кларамунта и проводил его к одному из боковых выходов из зала.

Голос де Бонфийя зазвучал снова.

— Советник Монкузи, встаньте и ответьте на вопросы перед лицом суда.

Бернат встал с равнодушным видом, как будто делает одолжение.

— Вы знали о том, что Аиша — свободная женщина?

— С какой стати кто-то стал бы дарить свободную женщину?

— Вам задали вопрос: знали вы об этом или нет?

— Разумеется, я этого не знал.

И снова вмешался Видиэйя.

— Почему же вы не потребовали составить соответствующий документ — на тот случай, если бы однажды вам захотелось ее продать?

— С какой стати я стал бы требовать, чтобы к подарку прилагался еще и документ? Это было бы по меньшей мере неучтиво.

— Почему вы не сообщили о нападении на вашу собственность, если вы утверждаете, что это был произвол?