Голова закружилась, перед глазами все поплыло, но в последние мгновения перед тем, как его сознание погрузилось в темноту, Джон Грант увидел перед собой лицо Ангуса Армстронга – меткого лучника, убившего его мать и его друга Бадра.

– Ну что же, парень – или мне следовало бы сказать «демон», ибо именно так местные ребята стали тебя называть, – сэр Роберт хотел бы перемолвиться с тобой словечком, если ты не возражаешь, – сказал Армстронг.

59

59

Михаил Дука опустил глаза и взглянул на свои руки. Он расположился в кресле возле окна в спальне принца Константина, но смотреть через окно на город ему не хотелось. Он и так уже сегодня достаточно насмотрелся на него. Зайдя некоторое время назад в эту комнату, он, к своей радости, увидел, что шторы задернуты и что в комнате темно, если не считать тонкой полоски света, отражающейся от диска из полированной бронзы, который находился возле кровати принца.

Дука только что переоделся в чистые одежды, но его волосы все еще были влажными, а кожа ладоней слегка сморщилась от долгого пребывания в воде. До своего прихода сюда, в покои Константина, он находился возле ипподрома, неподалеку от собора Святой Софии, и сидел там в тщательно подобранном месте, позволяющем хорошо видеть маршрут, по которому должна была пройти процессия.

Император Константин уже устал от нытья и жалоб горожан, их беспрестанных обращений то к одной, то к другой иконе и бесконечного звона целой тысячи колоколов. Во всем этом чувствовались пораженческие настроения и отсутствие надежды на перемены к лучшему. Он, император, родился в городе и в империи, пронизанных слухами так, как мясо пронизано прожилками жира. Он понимал бездонную глубину их веры и потребность в утешительных заверениях со стороны различных оракулов.

Более того, император с пониманием и терпимостью относился к их безвольному фатализму.

Но всему есть предел, и он в конце концов сказал своим советникам (в том числе и Дуке), что необходимо сделать для того, дабы взбодрить горожан, пока они полностью не растворились в своем пессимизме и не превратились в пыль под их собственными ступнями.

Император заявил, что пришло время снова обратиться к самой Деве Марии. Константинополь ведь держала в своих ладонях, сложенных в виде чаши, именно Дева Мария, и люди должны увидеть, что она все еще с ними. Поэтому он распорядился, чтобы по улицам города у всех на виду пронесли самую ценную икону города, а именно икону Девы Марии, которую называли «Одигитрией» (что означает «Путеводительница»).

Дука был очень толстым, и прошагать несколько миль по улицам города вместе с толпой взывающих к небесам верующих ему было не под силу. Времена, когда он запросто мог преодолеть такой путь, давным-давно прошли, и поэтому он решил воздержаться от участия в процессии и просто расположился там, где можно было без помех поглазеть на нее со стороны. Он уже присел под крышей одного из древних строений ипподрома, когда до него донеслись характерные звуки приближающегося шествия.