– Стрела в заднице, от которой загноилась рана? – предположил Агнар Охотник, и некоторые с ним согласились.

– Нож в пах от какого-нибудь жалкого труса? – сказал Убба, и все поморщились. – Так, что будет повреждена большая вена и ты изойдешь кровью, даже не успев проклясть свой ужасный вирд.

– Долгая бескровная смерть хуже, – сказала Вальгерда, и многие подумали о ярле Хаконе, но Сигурд знал, что валькирия мысленно вернулась в хижину в Люсефьорде и мертвой провидице, которая была ее возлюбленной. – Когда болезнь разъедает тебя изнутри, и ты мучительно пытаешься удержать свою жизнь, точно воду в ладонях. – Она нахмурилась. – Это много хуже, чем любая смерть от клинка.

И хотя боль потери искажала ее лицо, Вальгерда оставалась красивой – а быть может, именно из-за этого, – так что Сигурд отвел взгляд и принялся наблюдать за пламенем, танцующем в очаге. Он не знал провидицы, но в его сознании именно Вальгерда обладала сейдом, и в те моменты, когда он смотрел на нее, у него возникало ощущение, что с него не сводят глаз другие мужчины. Именно по этой причине он сейчас и отвернулся.

– Никто не может знать, что прядут для нас норны, – сказал Асгот, отчего эль в рогах у многих стал кислым, и каждый подумал о том, что пряхи делают с нитями их жизней.

Но они продолжали пить, смывая боль мелких царапин и синяков; к тому же после убийства других людей, даже тех, что могли лишить тебя жизни, во рту остается отвратительный вкус.

На следующий день они переложили ярла Хакона на постель из сухого дерева, взятого из-под навеса у пристани, и подожгли его, что, по всеобщему мнению, было правильно для человека, получившего прозвище Поджигатель. О нем не плакали ни женщины, ни его воины, множество раз проливавшие с ним кровь и пившие эль, – ведь ярл, которого они знали, уже давно их покинул. Однако они проводили его в последний путь с честью и гордо выпрямленными спинами. Хаук и его люди надели доспехи, а их клинки и кольчуги блестели почти так же ярко, как пламя погребального костра в сумрачный день.

Ветер раздувал ревущее пламя, направляя его языки на север, и Солмунд сказал, что в такой день ни один человек не может попасть в Вальхаллу быстрее, а Флоки заявил, что в возрасте Хакона с этим нельзя тянуть, если, конечно, он намерен насладиться удовольствиями, которые ждут его в Чертогах Мертвых. Однако Сигурд смотрел на происходящее и с трудом справлялся с яростью; он думал о том, что не сумел возвести погребальный костер для своего отца и братьев, несомненно, его заслуживавших. Кто знает, что конунг Горм сделал с их телами?