Этот нож мой, и я пришла забрать его.

Какое отношение он имеет к той, что хранит его здесь в розовом ларце рядом с надушенным сладкими духами мешочком, полным глупых писем?

Фельтон был его владельцем, он принес его мне, от этого ножа у меня до сих пор шрам на теле, моя засохшая кровь была на его лезвии, когда Фельтон вонзал его в Бекингэма. Пора ему вернуться к настоящему владельцу.

А здесь я оставлю точно такой же. Его на одной из охот под Виндзором подарил мне как-то сам Бекингэм. Такие ножи в моде у английских моряков, будь они адмиралами или простыми офицерами: удобно резать сыр и ветчину к испанскому хересу в походной обстановке. Какая разница той, что будет ронять над ним обильную слезу, над чем ей плакать? Ей важен сам процесс, причину она давно пережила.

Я убрала нож Фельтона, достала принесенный. При ярком свете расточительной луны осмотрела его еще раз. Да, точно такой же. Бекингэм знал, что я люблю оружие, и подарил мне много подобной дребедени.

В стене напротив вдруг отворилась дверь.

Походкой хозяйки в комнату вошла женщина, тоже в белом шелковом платье.

Увидев меня, она остановилась и резко спросила:

— Кто Вы, сударыня, по какому праву Вы здесь? Отвечайте, или я вызову стражу!

Я сделала шаг вперед, чтобы попасть в опаловый лунный столб, бьющий в комнату из окна. Улыбнулась и поднесла палец к губам, призывая не нарушать золотого молчания.

Королева испуганно смотрела на меня, я внимательно смотрела на королеву. Звать стражу она не решилась — привыкшие повелевать монархи быстрее всего подчиняются чужой воле, если им оказывают хоть малейшее сопротивление.

Я смотрела на королеву — сытенькая складка уже залегла под ее крутым подбородком, испуганно дрожала выпяченная нижняя губа, безуспешно пытались заломиться подкрашенные брови на непривычном к таким усилиям гладком белом лбу. Корсет слишком туго стягивал пышное тело, и она была на грани обморока от неожиданного испуга и тесной шнуровки.

Я еще раз улыбнулась французской королеве, легко коснулась губами лезвия ножа и повернулась, чтобы положить его в ларец.

Луна отчетливо высветила рыжее клеймо на моем обнаженном плече.

Королева в глубоком обмороке сползла по стене на пол.

Как приятно быть привидением!

Я убрала нож в ларец, положила сверху мешочек, поставила ларец в тайник. Затем вернула на место зеркало и накинула плащ. Королева не приходила в себя.

На мгновение я подошла к ней. Она пришла этой ночью в эту комнату, чтобы лишний раз предаться сладкому наслаждению безутешного горя. В этом они были очень похожи с Бекингэмом — обряды ценили куда выше сути.