— Хорошо, я займусь этим, — пообещала я.
— Кроме того, я хочу, чтобы теперь все данные английской агентуры поступали сначала к Вам, а затем лишь, уже обработанные, ко мне. Сейчас нам придется вплотную заниматься внешней политикой, и объем дел не позволит мне лично контролировать все детали, придется разделить ряд обязанностей между надежными людьми. Англия будет Вашим фьефом[15]. Вы согласны?
— Да, Ваше Высокопреосвященство.
— Превосходно, уже на следующей неделе я представлю Вам господина Росиньоля. Поздравляю Вас, миледи, с новой жизнью, — улыбнулся кардинал.
— Благодарю Вас, Ваше Высокопреосвященство, но мне кажется, первое время я все равно буду скучать по старой, — вздохнула я.
— Это пройдет, все проходит… — уверенно сказал кардинал де Ришелье.
Вот так закончилась для меня затянувшаяся история с подвесками. Снова потеряв имя и второй раз для многих людей покинувшая этот свет, я обосновалась в Пуату, там, где концентрировались сторонники, друзья и родственники Его Высокопреосвященства.
А новое имя, новый титул и новое место жительства очень скоро стали такими привычными, словно я имела их всю свою жизнь.
Детям понравилось жить в новом замке — ведь теперь мама не исчезала надолго неизвестно куда, а постоянно была рядом.
Де Вард нас частенько навещает.
И я довольна — в конце концов, стоило пройти через все, чтобы видеть радость на лицах своих чад и домочадцев.
Негритенок Абу, попугай Коко, обезьянка Жужу и красная подушка для коленопреклонений в церкви перекочевали вместе с нами из особняка на Королевской площади в замок. Из всего вышеперечисленного мне досталась лишь подушка для коленопреклонений. Остальное прочно поселилось в детской.
Так что вынуждена разочаровать — у меня тоже сложилось все хорошо, насколько это возможно на нашей земле.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Год спустя после окончания осады Ла-Рошели, в ночь с двадцать второго на двадцать третье августа, в Лувре дежурила рота гвардейцев под командованием господина Кавуа.
Вечер был теплым и лунным, чарующий аромат доносился из садов богатых особняков. Улицы и набережные благоухали менее приятно.
Когда часы у Самаритянки пробили одиннадцать, одинокая карета подъехала к неприметному входу в Лувр со стороны улицы Эшель. В карете находились я и Рошфор.