— Клянусь ветрами, что веют, рассеивая прах. Тучами, несущими бремя дождевой воды. Кораблями, легко над морем скользящими, и ангелами, что по велению Аллаха несут Его повеления. Истинно, обещанное вам сбудется. Истинно, время суда праведного подходит…

Звук шагов прорвался сквозь причитания, грубая рука схватила его за плечо. Он перекатился, захватив с собой кинжал, и из последних сил встал на одно колено, упершись второй ногой, чтобы вскочить, а между тем безумие что-то шептало ему на ухо, скаля зубы и размахивая кинжалом.

Пара янычаров, худощавых и молодых, стояли над ним с поднятыми ятаганами, от них пыхало жаром победы. Но при виде его они отшатнулись назад, а тот, что был помоложе, протянул руку и пригнул к земле меч товарища. Они увидели мертвое тело Виньерона и разбросанных повсюду мертвецов-мусульман. Увидели священное колесо аги Болукса Четвертого, вытатуированное темно-синими чернилами на предплечье Тангейзера. Увидели красный меч с раздвоенным клинком. Увидели его обрезанный член. На бедре прочитали суру аль-Икласа: «Он есть Аллах, единый, Аллах-ас-Самад, вечный, всемогущий, неродящий и нерожденнный. И не был Ему равным ни один». Товарищеское сочувствие отразилось в глазах янычаров.

— Да пребудет с тобой мир, брат, — сказал тот, что был моложе.

Старший добавил:

— По воле Аллаха ты наконец среди друзей.

Они подняли мечи, услышав за спиной какой-то звук, и Тангейзер повернул голову. Старик Стромболи отделился от тени под конюшней. В руке он держал топор. Увидев Тангейзера, он застыл, разинув рот. Тангейзер подскочил как сумасшедший, преодолел расстояние между ними в два волчьих прыжка, пронзил Стромболи сердце и спокойно смотрел, как тот умирает. Потом позволил старику упасть и повернулся к молодым львам. Они смотрели на него с еще большим уважением.

— Аллах акбар, — выговорил Тангейзер. А затем повалился на землю.

* * *

Его завернули в шелковый синий плащ, напоили чаем с медом, накормили вяленой говядиной; он сидел в тени на гигантском каменном ядре и наблюдал, как турки обрушивают свой гнев на тех немногих защитников, которые еще дышали.

Девять рыцарей были захвачены живыми, среди них — Кверси и Ланфредуччи. Всех раздели догола и заставили встать на колени во дворе. Они пели псалом Давида, пока горны и барабаны не возвестили о прибытии Мустафы-паши. Он пересек ров на жемчужно-сером жеребце и лишь раз взглянул на рыцарей, прежде чем приказал обезглавить их. Один за другим умолкали их голоса, пока не остался один Ланфредуччи; меч палача взметнулся, и его тело распласталось посреди багрового озера, растекшегося по двору. Раненых, лежащих на улице под стенами госпиталя, проткнули копьями на месте. Капелланов вытащили из часовни и прирезали на окровавленных ступенях, словно свиней. Бесчисленных раненых внутри, судя по беспорядочным крикам и молитвам, добивали прямо на полу, где они лежали.