Алис протянула ей дочку. Мать взяла ребенка и крепко обняла его. Ампаро спала. Грудь Карлы наливалась тяжестью. Она увидела, что старуха внимательно смотрит на Эстель, не только глазами, но и сердцем. Девочка отпрянула от нее, но Алис села на кровать и поманила ее к себе:

– Не бойся старой женщины, Эстель. Ты же хочешь, чтобы твое чудесное лицо было чистым и красивым к приходу Гриманда?

– А он вернется? – спросила ее маленькая гостья.

– Гриманд всегда возвращается. Он мой сын.

Эстель улыбнулась. Карла подумала, что впервые видит улыбку на ее лице. Это была улыбка короля Кокейна, немного безумная и такая же большая, как его сердце. Алис вздохнула, вложив в этот вздох всю свою боль, всю украденную у нее радость. Она похлопала себя по коленям, приглашая Эстель сесть. Девочка послушно села – ее чумазое лицо оживилось.

– Я не знала, что у Гриманда есть мать, – сказала она.

– У всех есть мать, любовь моя. Даже у дракона.

Намочив и намылив тряпку, Алис и принялась смывать сажу с лица Эстель. Она прикасалась к коже девочки с такой нежностью и любовью, то и дело прополаскивая тряпку, словно всю жизнь ждала каждого прикосновения, и вместе с сажей смывала свою боль.

Карла прижала Ампаро к щеке, наблюдая, как перед ней снова разворачиваются мгновения вечности. Ее страхи прогнало что-то более сильное, мистическое, более долговечное, чем все земные горести. Новорожденная открыла глаза и принялась агукать, и мать повернула ее, чтобы дочь тоже все видела.

– Гриманд сажает меня на плечи, – объясняла Эстель, пока Алис полоскала тряпку. – Это самое высокое место в Париже. Я выше всех людей, и он несет меня туда, куда я хочу. Я дергаю его за уши, показывая, куда поворачивать, а он рычит и извергает изо рта огонь. И все уступают нам дорогу и завидуют мне, потому что я единственная девочка в мире, которая может летать с драконом. Мое лицо уже чистое?

– Нет, любовь моя, – вздохнула старуха.

– А почему вы плачете?

– Потому что я счастлива.

Эстель посмотрела на Карлу:

– И вы тоже счастливы?

Итальянка поняла, что по ее щекам тоже текут слезы. Она кивнула.

– А я плачу только когда мне грустно, – заявила девочка.

– Слезы печали – это хорошо. Но слезы радости лучше, – произнесла Алис.

Она смыла сажу с губ, ноздрей и ушей Эстель, потом сказала ей закрыть глаза, протерла девочке веки и пристально посмотрела на нее.

– Ты не она, – сказала старуха. – Ты – это ты. Можно я тебя обниму?