— Как эротично… Гр…ебень, — она уже манипулировала руками и губами под животом мужчины и вздыхала- Гр…ебень…

«Да» — подумал весело мужчина, — опытный лингвист всегда заглянет глубже в…корень…и в…суффикс…» Ему было хорошо!

Когда парочка вошла в столовую, Иришка бросилась обнимать и целовать сначала сестру, а затем Андрея Петровича.

— Ох, удивительный вы человек! И милый! Вы творите чудеса! Я так счастлива, так благодарна, — и вдруг секундная пауза, — хм, от вас пахнет Верочкиными духами.

Всем стало неловко. Мария Родиславовна строго посмотрела на младшую внучку, покачала головой:

— Взрослые, благовоспитанные девочки должны иметь больше ума и такта, — тихо сказала она на немецком языке, самом подходящем для выговоров.

Андрей быстро нашелся и пошутил, пожав плечами и перефразируя Ломоносова:

— Широко простирает парфюмерия запахи свои в тела человеческие.

Пани Мария попросила мужчину наполнить бокалы. Встала, держа свой бокал в руке и ласково обводя взглядом присутствующих.

— Дети мои! Мне эта озорница, — она посмотрела на Ирину, — сказала уже два слова о своем венецианском романе и о том, как эта веселая парочка, — она посмотрела на Веру и Андрея, — нашла след Сергея. И мое обоняние тоже чует, что в атмосфере скопились какие-то добрые крохотные ангелочки-амурчики. За любовь! — выпила и села, что-то буркнув по-польски.

— Что она сказала? — спросил Андрей Иришку на ушко.

Та ответила ему тоже на ухо:

— Бабулино любимое: «Тяпну еще двадцать капель и завяжу». Каждый вечер перед сном она говорит это о валерьянке.

Андрей снова приблизил губы к ушку девушки:

— Между прочим, ваше ушко тоже источает какой-то нежный аромат. А губки горячие!

Девушка вновь коснулась губами уха мужчины:

— Вы добрый и мудрый. Извините меня за…

— Чего вы шепчитесь за столом? — недовольно спросила пани Мария.

Вера Яновна тоже недоверчиво поглядывала на покрасневшие щеки сестры и масляные глаза друга.

— Я пытаюсь выучить несколько слов по-польски, — рассмеялся Андрей.