Эней же, напротив, гордился тем, что не обижал и не обижался. Удавалось ему это с переменным успехом: его любовь поговорить была слишком сильна, и слова нередко опережали действия. Но он всегда признавал свои ошибки с таким искренним раскаянием, что не простить его было невозможно.

— Я рад, что ты хорошо выглядишь, — сказал он мне. И я поверил ему: окружающие всегда доставляли ему неподдельное удовольствие. — Ты женат?

Вероятно, кое-какие тени воспоминания о катастрофе с Эннелин появились на моем лице. Но прежде чем я успел что-либо сказать, его уже понесло дальше.

— Что касается меня, я недавно влюбился. По уши. В гостинице, где я остановился, есть женщина — ее зовут Агнесс. Она из Бискаросса. Идеальное существо.

Я против воли втянулся в его историю.

— Она путешествует одна?

— Ее муж — торговец. Он оставляет ее в гостинице, пока сам путешествует вниз и вверх по реке, где у него дела. Я видел его за завтраком два дня назад. Он глуп и не заслуживает ее.

— И ты таким образом собираешься реформировать церковь? Соблазняя чужих жен?

Эней посмотрел на меня проникновенным взглядом.

— Я бы никогда не смог принять обет священника. Одним взглядом она разбила мне сердце. Ты видишь эти мешки у меня под глазами? Я не сплю из-за нее. Каждую ночь я подхожу к ее двери и молю о сострадании, но она холодна и тверда, как мрамор. Она не впускает меня… но при этом дает основания для надежды. Может быть, сегодня я все же добьюсь своего. Ведь завтра мне нужно возвращаться в Базель.

Он опустил голову с видом побитой собаки.

— Я знаю, что эта любовь губительна. Но предпочту эти мучения всей жизни в пустом благополучии. Ты можешь это понять?

— Я понимаю, — пробормотал я, и печаль в моем голосе достигла сознания Энея, пробившись даже через его погруженность в собственные страдания.

Он посмотрел на меня сочувствующим взглядом.

— Я не буду спрашивать, — сказал он. — Ты мне все равно не расскажешь. Но я надеюсь, что мы оба воплотим в жизнь желания своего сердца.

Я поднял за это свой стакан.

— А теперь я должен идти. — Он неожиданно встал. Для другого человека это было бы невежливостью, но у Энея означало лишь, что его живой ум перескочил на что-то новое. — Я должен выспаться, если хочу обхаживать мою Агнессу.

Мне было грустно расставаться с ним. Он напомнил мне о более простых для меня временах, том спокойном периоде, когда запись на бумагу слов Николая была главным смыслом моей жизни. И еще о том, в каком несчастном состоянии я пребывал, пока Эней не спас меня. И чем я отплатил ему — внезапным исчезновением и уклончивыми ответами. Нет, я был обязан ему большим. Я хотел, чтобы он почувствовал мою благодарность.