Ник вспомнил фразу в концовке бестиария «новая форма письма».
— Я должна была понять, что это значит, гораздо раньше. Но ответ на твой вопрос состоит в том, что, хотя тексты Библий Гутенберга практически идентичны, каждый сохранившийся экземпляр по-своему уникален. Иллюстрации и переплет к каждому делали разные руки.
— И принстонский экземпляр был сделан Мастером игральных карт?
— Некоторые иллюстрации в принстонском издании — близкие копии картинок с игральных карт, — поправила она. — Может быть, иллюминатор видел эти игральные карты и скопировал их. А может, они оба имели какой-то другой оригинал для копирования.
— Вот только теперь у нас есть лист бумаги, который соединяет Гутенберга и Мастера игральных карт на странице еще одной книги. — Ник налил кипяток в кружки. — Допустим, это нечто большее, чем совпадение. Видимо, такое же допущение сделала и Джиллиан.
— Согласна. Именно поэтому я хотела взглянуть на иллюстрации в принстонской Библии. Может быть, там существует какая-то система, ключ, который и нашла Джиллиан.
— Ну и тебе повезло?
— Пока нет. В этой таблице только номера страниц. Мне нужно увидеть и текст на них.
Ник уставился на нее.
— Я надеюсь, ты не собираешься украсть еще одну книгу?
LXVI
LXVI
Я провел его в гостиную, налил вина. Вечер был холодный, но Каспар держался подальше от огня, словно места ожогов, полученных той ночью на мельнице, все еще боялись тепла. Его одежда пахла сыростью и грязью, на щеках, там, где кожа была поцарапана ветвями или кустами, пролегли полосы засохшей крови.
— Арманьякцы вытащили меня из огня, — сказал он мне. — Полумертвого… даже еще хуже. Не знаю почему. Они должны были оставить меня, чтобы я сгорел там. Но взяли меня как пленника. Игрушку.
Я вздрогнул. Драх сидел абсолютно неподвижно, напряженный, как натянутая струна, вот-вот готовая порваться от любого движения.
— Они делали со мной такое, что ты и не поверишь. У тебя не хватит воображения. Их жестокость была бесконечно изобретательна. То, чему они научили меня…
— Если бы я только знал, — быстро проговорил я. — Если бы я знал, что ты жив, я бы весь мир поставил на голову, чтобы спасти тебя.
— Ты бы не знал, где искать.