– А бич и шахты Хилии?

– Этого я никогда не прощу! – рявкнул Манатасси; лицо его задергалось, желтые глаза гневно сверкнули. – Но вина здесь не твоя.

– А бойню у Сетта простишь?

– Ты солдат и не мог поступить иначе.

Манатасси дрожал. Хай чувствовал, что идет по краю пропасти, но ему хотелось испытать пределы силы этого человека – и пределы слабости.

– Но для чего тебе я? – спросил Хай.

– Иди рядом со мной.

– На кого?

– На Опет, на его чудовищную жестокость, на ужасных богов. Будь рядом со мной, и с этой армией я буду править миром.

– Не могу, – покачал головой Хай.

– Почему? Скажи почему. Опет – зло и должен быть уничтожен.

– Это моя родина, – ответил Хай. – Моя земля, мой народ, мои боги. Они не могут быть злом.

– Я думал, ты разумный человек, – рявкнул Манатасси.

– Разум ведет человека только до определенного предела, а дальше следует довериться своему сердцу.

– Значит, нет?

– Нет.

– Ты знаешь, что выбираешь смерть?

– Да.

Манатасси поднял руку. Железная лапа блеснула на солнце, и Хай понял, что, когда она опустится, он умрет.

Манатасси отвернулся, вздохнул, понурился.