— Покой быстро надоест.

— Вот уж нет! — Грек еще раз хлопнул по щеке, и вновь безрезультатно. — Клянусь! На этот раз все будет по-другому.

На этот раз все действительно было по-другому. Двадцать лет грек провел на чужих войнах. Срок немалый, и он знал, что больше не в состоянии идти из марша в марш. Да и старая рана от вражеской стрелы в последний год дает о себе знать слишком часто. Он уже с трудом поднимает щит. Все! Последний поход, и домой, на родной остров, под уютную сень оливковых деревьев.

— Скажи, а кто они такие, эти аммонитяне? — Грек сделал еще один глоток.

— Понятия не имею. У них есть какой-то храм, который Камбис решил разрушить. В храме, видишь ли, живет оракул. Больше мне ничего не известно.

Грек ухмыльнулся и не произнес ни слова. На самом деле его совсем не интересовали те, с кем приходилось сражаться. Лидийцы, египтяне, карийцы, евреи, даже соотечественники — все для него были одинаковы. Берешь в руки меч, убиваешь того, кого должен убить, и вступаешь в новую кампанию — очень часто против тех самых людей, которые платили тебе за предыдущую. Сегодня персидский царь Камбис — его хозяин, а несколько месяцев назад грек воевал с ним на стороне египтян. Обычное дело для наемника.

Он вспомнил последний перед выходом в пустыню день в Фивах. Прихватив бурдюк с пивом, грек вместе со своим другом, македонцем Фаэдом, перебрался через полноводную реку Итеру, за которой расстилалась широкая долина, Врата смерти, как ее называли. По слухам, в глубокой древности там хоронили могущественных правителей. Приятели пробродили по долине полдня. У подножия крутого холма они наткнулись на узкий лаз и после недолгих колебаний решили выяснить, куда он ведет. Лаз оказался входом в коридор, каменные стены и потолок которого были покрыты мастерски выписанными изображениями людей и животных. Достав из-за пояса нож, грек начал выцарапывать в мягком известняке надпись:

— «Я, Диммах, сын Мененда из Наксоса, видел своими глазами эти чудеса. Завтра предстоит поход против аммонитян. Да помогут… »

Не успел он закончить, как бедняга Фаэд, опускаясь на одно колено, не заметил скорпиона и с громким криком бросился вон. Грек расхохотался.

Но македонцу было не до веселья. Его нога распухла и напоминала бревно, на следующий день он не смог выступить вместе со всеми, лишив себя удовольствия в течение четырех недель медленно поджариваться под палящим солнцем пустыни. Бедняга? Да он просто счастливчик!

Губы грека раздвинулись в улыбке.

— Диммах! Эй, Диммах!

Возглас соседа прервал его воспоминания.