Попытка отпрянуть ни к чему не привела, к тому же она оставляла наймиту лишнее место для замаха. Катон напрягся всем телом, а в тот миг, когда палица уже грозила обрушиться, рванулся вперед и гребнем шлема заехал наймиту по лбу. Почти одновременно он ощутил, как рукоять палицы без урона стукнула по наплечнику.
– Гад… – крякнул наймит, уже со вздутым кровяным желваком над бровями. Катон отдернул голову и ударил снова под углом, смяв таким образом врагу нос. Сбоку в живот своему противнику успел всадить меч Макрон и теперь яростно выдирал клинок обратно. Его жертве оставалось лишь беспомощно, с утробными стонами висеть на острие. Германцы продолжали давить щитами, упорно пробиваясь вперед; с обеих сторон слышалось натруженное пыхтение.
При очередном рывке Катон изогнул шею и увидел, что задний край повозки уже недалеко, на расстоянии одного броска. Там же на возвышении обочины взволнованно топтался Нарцисс. Вот он повернулся к рабам, что по-прежнему стояли возле пустого паланкина.
– Убрать это с дороги! – скомандовал он. – Пропустить повозку! Живо!
Рабы засуетились, подняли носилки и потащили их в первый попавшийся двор. В это время возница принялся охаживать палкой мулов, и повозка, разгоняясь, заколыхала вперед по дороге.
Нарцисс все смотрел назад, и тут их взоры с Макроном встретились. Грек, указуя рукой, тут же завопил:
– Вон тех двоих офицеров убить, первым делом! Убить, слышите?! Их нельзя допустить в лагерь!
Затем он соскочил с обочины и заторопился следом за повозкой. Неподалеку впереди был правый поворот, и Нарцисс отчаянно замахал вознице: туда, туда! Тот задергал узду, направляя коренного мула за угол и прочь с глаз.
Тем временем вожак наймитов погнал своих товарищей вперед и сам начал проталкиваться сквозь них, ориентируясь на гривастые офицерские шлемы в переднем ряду германцев. Было видно, как он близится с воздетым мечом, но отодвинуться от этой опасности было почти невозможно. Ну а непосредственно перед Катоном уже снова нацеливался палицей тот тип с окровавленной харей. На этот раз она заехала по гребню шлема так, что под ударом стукнули зубы. Сдавленный теснотой, Катон тем не менее сумел поднять левую руку и, вставив ее между их телами, по мере сил отпихнуть неприятеля. Одновременно он изловчился направить острие меча в сторону наймита и ткнуть снизу вверх под острым углом. Чувствовалось, как клинок, одолев слой одежды и кожи, вошел наймиту в живот. Но вошел неглубоко – рана была поверхностная и даже не обездвиживала. Хотя и от нее лицо врага исказилось и он судорожно завозился, силясь слезть с острия. Силясь всадить меч глубже, Катон краем глаза уловил взблеск стали и, глянув вверх, увидел занесенный у себя над головой меч старшего наймита.