— Ну и новости ты принес, — покачал головой Никита. — Это что ж получается? Котов охотится за Алешкой, Черкасский — единственный человек, который может что-то сообщить про Зотова, а Черкасский и Котов чуть ли не друзья. Иначе почему они одной ниточкой повязаны, как ты говоришь?

— А, может, они чуть ли не враги? — задумчиво вставил Алеша.

— Враги они или друзья, это мы узнаем, — деловито сказал Саша.

— Послушай, а что за человек Черкасский? — спросил друга Никита. — У нас эту фамилию третьего дня под окнами на все лады склоняли. Любительница румян…

— А имя? — так и подпрыгнул Белов.

— Не помню. Га-а-врила!

Камердинер вошел боком в горницу. От его былого петербургского лоску не осталось и следа. Он был одет в мятую рубаху, крестьянские порты и рыжие скособоченные валенки.

— И не жарко? — насмешливо спросил Саша, пялясь на Гавриловы ноги.

Камердинер высокомерно кхекнул и скосил глаза в угол.

— Он здесь в подвале прячется, — пояснил Алеша, с сочувствием глядя на потерпевшего фиаско алхимика.

— Гаврила, где живет княгиня Черкасская?

— На Фонтанной, недалеко от Синего моста. Я сам к ним заходил.

— Как же ты туда попал?

Гаврила с достоинством подбоченился, отставил ногу и отвернулся важно: мол, с каких это пор вы, Никита Григорьевич, стали интересоваться моими делами.

— Я с их служанкой знаком, с карлицей Прошкой, — камердинер картинно изогнул лохматую бровь. — А с карлицей княгини Черкасской меня познакомила горничная госпожи Рейгель или нет… вру, госпожа Рейгель потом, с Прошкой меня познакомила мамзель графов Урюпиных, а с мамзелью еще в Москве меня познакомила пекарская дочь. Знаете пекарню, что на Никольской у Богоявленского монастыря за Ветошными рядами? А с дочерью пекаря…

— Гаврила, ты ловелас, — перебил его Никита, с изумлением вглядываясь в камердинера. — Ты бабник…

— Химик я, — отозвался Гаврила с достоинством.

— А госпожа Рейгель?.. — спросил Саша. — Вера Дмитриевна?

— Она самая. На Васильевском обретаются. Сейчас нездоровы.

Саша меж тем быстро листал отцовскую книжку.