Худой фигуре было очень просторно не только в кресле, но и в самом золототканом, жестком, сильно декольтированном платье.

На ступеньках у барских ног сидела карлица с иссохшим телом, маленькими ручками и огромной, казавшейся еще больше из-за кудрявого рыжего парика, головой. Лицо карлицы было тоже отечным и язвенным — видно, зловредные румяна коснулись и ее морщинистых щек.

— И меня, батюшка, полечи, — сказала карлица, притворно шепелявя, и стрельнула в Гаврилу озорными синими глазами.

Княгиня дернула ее за рыжие кудри, и та рассмеялась весело.

Гаврила не обратил внимания на игривые слова карлицы, он был весь сосредоточен на что-то злобно бормочущей княгине. «Я тебе поору, бесстыдница, — думал он, твердо выдерживая горящий, с сумасшедшинкой взгляд. — Ты-то мне никак не нужна, а я — спасение твое. Ишь как личность-то покорежило!» Страх совсем пропал, будто его и не было. Гаврила встал на ноги и спокойно, по-домашнему, сказал:

— Спускайтесь вниз, ваше сиятельство. Лечиться будем. Вам лечь надо, а платьице это златотканое — снять. Тяжел наряд, когда покой нужен.

— Мне платьице снять? — захихикала карлица.

— Цыц! Тебя и так вылечим, — злым шепотом сказал Алексей.

Карлица еще звонче захохотала.

— Какой же ты пригоженький!

— Помолчи, старая…

Но, видно, не обидное для себя, а что-то доброе услыхала синеглазая карлица в отрывистых этих словах, потому что перестала гугнить и хихикать, а подперла щеку маленьким кулачком и затихла, грустно глядя на Алексея.

— Пойдемте в спаленку, ваше сиятельство, — продолжал давать распоряжения Гаврила. — Да пусть принесут туда горячей и холодной воды.

Мосластая рука княгини цепко схватила колокольчик, зазвонила.

— Ванька, Санька, Шурка, Варька…

Вокруг трона столпилась дворня, появились обитые бархатом носилки. На них с величайшими предосторожностями, невообразимым гвалтом и даже потасовками между старухами-приживалками усадили княгиню и торжественно, словно царицу египетскую, повлекли из комнаты.

— Почему их сиятельство на носилках несут? — спросил Алексей шепотом карлицу.

— Ножки у нее не ходят, — ответила та серьезно и печально.

Пока княгиню раздевали, укладывали на огромную кровать, Алексей стоял подле карлицы и обдумывал, как бы половчее спросить про князя. Аглая Назаровна ругалась, стонала, приживалки вопили на все лады, горничная разбила кувшин с водой, облила барский подол, за что тут же была награждена пощечиной. Ни секунды не медля, горничная передала этот подарок сенной девке, та вручила пощечину казачку…

«Вот дурной дом», — подумал Алексей и тихонько тронул карлицу за плечо.