Поборник справедливости

Поборник справедливости

В кабинет Бестужева бочком вошел небольшого роста человек в форме гвардейского сержанта, лицо его имело совершенно неслужебное выражение благодушия, он словно ждал, сейчас подследственный задаст ему какой-нибудь вопрос, и он с удовольствием ответит. Так и случилось.

— Ты что, голубчик, мой новый караульный?

— Так точно, ваша светлость. Переведен к вам с отрядом. Колышкин Миколай Иванович.

— Сейчас я не светлость. Сейчас я арестант, — усмехнулся Бестужев.

— Никак нет, для меня вы светлость, поскольку пострадали безвинно.

Бестужев с удивлением посмотрел на сержанта. Что это он разоткровенничался? На шпиона, которого Шувалов задумал втереть в доверие, явно не похож. Бестужев плохо представлял, как должен выглядеть человек, которого позднее стали называть подсадным, но чувствовал — как-то не так, во всяком случае без этой голубоглазой улыбки.

— Я переведен сюда сегодня утром и буду у вас с моим отрядом неделю, — продолжал Колышкин, вдруг переходя на свойский шепот, хотя таиться ему было совершенно не от кого.

— Почему именно неделю?

— Потому что нас больше чем на неделю не определяют. Начальство боится сговора в интересах подследственного. Когда человека долго охраняешь, то привыкаешь к нему, — добавил он доверительно и спросил: — Дозвольте сесть?

Смотрящий поверх очков Бестужев величественно кивнул.

— Это про какой же ты сговор говоришь? Про подкуп, что ли?

— Именно, ваша светлость.

— А ты, значит, неподкупный, — скривил губы Алексей Петрович.

— Как же меня можно подкупить, если я и так за справедливость? Правда, подарки дают. Я не отказываюсь. Так на так получается. Я когда Бернарди-ювелирщика охранял на прошлой неделе…

— Как, он тоже арестован? — воскликнул Бестужев.

— Так точно, ваша светлость. Пребывает в крепости невдалеке от Тайной канцелярии. На допросах еще не был. Поскольку я за справедливость, то две записки ему уже отнес и ответ передал на словах.

Алексей Петрович вдруг страшно разнервничался, вскочил с места, пробежал вдоль библиотеки, на ходу машинально закрывая книжные шкафы.

— И чего же Бернарди передал на словах?