А понять Бернарди следовало: то, что курьером служил Бестужеву и самой Екатерине — не отрицать, а вот что по фрейлинским сундукам шарил — не объявлять ни под каким видом, если не хочешь под розыск угодить. На прощание Колышкин заявил, что через неделю будет переведен в караул к Бестужеву, если начальство не передумает.
Это было уже счастье, и как водится, за хорошим известием последовало еще одно, не менее драгоценное. Анна принесла письмо от Понятовского. Екатерина ничего не знала о любимом, кроме того, что ему грозит высылка из России.
— Где же ты нашла графа? — вопрошала Екатерина, ликуя.
— Это не я их сиятельство нашла. Это они меня нашли. Я просто гуляла по набережной, и вдруг… подошли, письмо вложили в руку и удалились.
— А на словах граф ничего не велел передать?
— Нет. Они сказали только: «Иди и не оглядывайся». Может, за их сиятельством следят?
На радостях Екатерина и Анне подарила колечко с агатом — скромное, но очень хорошей работы. Его делал десять лет назад придворный ювелирщик Луиджи, давно уехавший в свою Венецию.
— Ах, ваше высочество! — Анна упала на колени и поцеловала подол платья Екатерины.
— Встань, глупая девочка! — Екатерина была растрогана.
— Все оттого, ваше высочество, что я очень красивые уборы люблю. Кабы не эта любовь, может быть, я и в Россию бы не попала, — она испуганно смолкла, поняв, что сболтнула лишнее, и при первой же возможности вышла из комнаты.
— писал Понятовский. —