За ширмами, что стояли вдоль стен, послышался слабый шорох. Кто там был? «Не иначе как фаворит», — подумала Екатерина. Елизавета тоже услышала этот шорох, неловко встала с кресла.

— Да поднимите же ее! — бросила она опять Александру Ивановичу, тон на этот раз был такой, что Шувалов не посмел ослушаться, и если бы Екатерина опять не пожелала встать, он держал бы ее за талию в висящем положении.

— Видит Бог, — сказала вдруг Елизавета с чувством, — как я плакала, когда вы заболели при вашем приезде в Россию, когда вы были при смерти, — лицо государыни затуманилось, она вся ушла в воспоминания.

В этот момент в комнате произошло чуть заметное перемещение. Петр чуть пододвинулся к государыне, — а Екатерина сделала шаг в сторону стола. Как ей хотелось подойти поближе! Но и издали она видела — да, это ее письма, по всей видимости те, что писаны Апраксину. Неужели на самом дне лежало главное послание, то, в котором она приказывает фельдмаршалу не продолжать войну с Фридрихом! Готовясь к разговору, она не проиграла, не, смогла, не посмела представить себе, что было бы с Елизаветой, попади ей в руки ЭТО письмо. «Государыня очень больна, — писала она Апраксину, рука не посмела вывести „при смерти“, — сейчас не до войны с Фридрихом, сейчас надо быть в столице, дабы избежать беспорядков и защитить законных наследников трона русского». Нет, не может быть, государыня не видела этого письма, иначе не было бы этого свидания… Тут новая мысль обожгла мозг — манифест! Ею вдруг овладел такой страх, такой ужас, что спина разом взмокла, в горле застрял крик. Но Елизавета, к счастью, переключилась на племянника. Как сквозь вату до Екатерины долетел голос императрицы:

— Ну, Петруша, ты хотел меня видеть. Говори…

Петр мелкими шажками подбежал к Елизавете, изогнулся и зашептал в ухо. Александр Иванович тоже подошел поближе, вслушиваясь. Петр жаловался на свою горькую жизнь и на супругу. До Екатерины долетали слова: гордая, злая, упрямая. Не доверяйте ей, тетушка!

— Да ты не о ней, о себе подумай! Не ты ли на Фридриха Прусского молишься? — запальчиво воскликнула Елизавета. — Он враг наш. Враг России.

— Фридрих велик, — фальцетом крикнул Петр. — Но это не мешает ничему… Ничему! Вам не понять! Я люблю, но я не предатель. А она, — он ткнул пальцем в сторону Екатерины, — не любит Фридриха, но она упрямая интриганка, змея и гадина! — Вид у Петра был до чрезвычайности возбужденный, он размахивал руками, как паяц, хотел, видно, многое сказать, да слов не находил, одни эмоции были под рукой. В голосе его слышались слезы. Уж в чем в чем, а в ненависти к жене он был искренним.