Сраженье шло без перерыва уже почти полчаса. Тяжелые доспехи, потеря крови, ушибы и невероятное напряжение души и тела так изнурили воинов, что они едва держались на ногах и были больше не в состоянии поднять оружие. Для того, чтобы сражение могло завершиться чьей-либо победой, его надо было на время остановить. В толпу, пришпорив коней, врезались герольды.

— «Cessez! Cessez! Retirez!»[64] — кричали они обессилевшим бойцам.

Доблестный Бомануар понемногу вывел оставшихся двадцать пять человек на исходную позицию: они тут же подняли забрала, бросились на траву и, дыша тяжело, как уставшие псы, стали стирать пот с налитых кровью глаз. Паж принес кувшин анжуйского, и каждый осушил по чаше. Не притронулся к вину только Бомануар — он строго блюл великий пост и до захода солнца не позволял себе принимать ни пищи, ни питья. Он медленно обходил своих людей, с запекшихся губ срывались хриплые слова ободрения: он говорил, что у англичан почти все бойцы ранены, а некоторые так тяжело, что едва держатся на ногах; что если бой и был пока не в их пользу, то дотемна остается еще пять часов, а за это время многое может случиться, прежде чем полягут последние из них.

На место боя бросились слуги, чтобы оттащить двух убитых бретонцев; несколько английских лучников вынесли Найджела. Эйлвард собственными руками снял продавленный шлем и разрыдался, увидев бескровное, помертвелое лицо своего молодого господина. Однако он еще дышал, и лучники, уложив его на траву возле самой реки, стали приводить его в чувство, пока наконец вода, которую лили ему на лоб, и свежий ветер не вдохнули жизнь в его искалеченное тело. Он тяжело дышал, с трудом втягивая воздух, но, хотя щеки его чуть порозовели, память все еще не возвращалась к нему, он не слышал ни криков толпы, ни шума боя, который снова вели его товарищи.

К перерыву у англичан окровавленных и бездыханных было не меньше, чем у французов, но в живых все еще оставалось двадцать девять человек. Правда, среди них не нашлось бы и девяти, совсем не пострадавших, а некоторые так ослабели от потери крови, что едва могли встать. И все же, когда наконец раздался сигнал, призывающий к продолжению боя, ни с той, ни с другой стороны не нашлось ни одного, кто не поднялся бы на ноги и не побрел бы, шатаясь, вперед, навстречу врагу.

Начало второй схватки оказалось для англичан неудачным. Бэмброу, как и все остальные, во время передышки поднял забрало, но потом, поглощенный множественными заботами, не приладил его как полагается, так что между ним и налобником остался зазор почти в дюйм. Когда обе шеренги вновь сошлись, бретонский оруженосец-левша Ален де Каранэ заметил эту щель и тотчас вонзил в нее короткий меч. Английский военачальник закричал от боли и упал на колени, но тут же, шатаясь, встал на ноги; однако он был слишком слаб и не мог поднять щит. Пока он стоял беззащитный, перед бретонским рыцарем, силач Жоффруа Дюбуа с такой силой ударил его топором, что рассек не только нагрудник, но и тело. Бэмброу замертво упал на землю, и еще несколько минут над его телом продолжалась ожесточенная схватка.